Чёрная речка. До и после (К истории дуэли Пушкина)

Как я уже писал выше, мне лучше, много лучше, и, слава Богу, я начинаю дышать, ведь муки мои были непереносимы: смеяться, выглядеть весёлым в глазах света, в глазах всех, с кем встречаешься ежедневно, тогда как в душе смерть, ужасное положение, которого я не пожелал бы и злейшему врагу[143]. Всё же потом бываешь вознаграждён — пусть даже одной той фразой, что она произнесла; кажется, я написал её тебе — а ты единственный, кто равен ей в моём сердце: когда я думаю не о ней, то думаю о тебе; однако не ревнуй, мой драгоценный, и не злоупотреби моим доверием: ты останешься навсегда, что же до неё, время произведёт своё действие и изменит её, и ничто не будет напоминать мне ту, кого я так любил, тогда как к тебе, мой драгоценный, каждый новый день привязывает меня всё крепче, напоминая, что без тебя я был бы ничто.

В Петербурге ничего интересного, да и каких рассказов хотел бы ты, источник всех моих удовольствий и душевных волнений, когда ты в Париже и легко можешь найти себе развлечение — от полишинеля на бульварах до министров в палате депутатов, от уголовного суда до суда пэров; я впрямь завидую твоей жизни в Париже, там должно быть сейчас безумно интересно, а наши газеты, как ни стараются, способны лишь весьма слабо воспроизвести красноречие и дерзость убийцы Луи-Филиппа[144].

Едва не запамятовал: на прошлой неделе и у нас разыгралась своя трагическая сценка, и хотя она не касается верхушки общества, но весьма примечательна тем, что живописует характер участников.

Один из живущих в Петербурге черкесов внезапно заболевает горячкой; пользуясь отсутствием слуги, он надевает парадную одежду и вооружается, словно идёт на войну. Когда же несчастный слуга вернулся, тот кинулся на него, пронзил кинжалом и изрубил на куски. Раз! Затем в его комнату входит ещё один. Он бросается и на него, стреляет из пистолета в упор, но промахивается. Этот, как ты догадываешься, спасается к себе в комнату и убегает с ужасными воплями; о произошедшем тотчас уведомили графа Бенкендорфа, попросив, чтобы он послал кого-нибудь арестовать несчастного; граф однако решил никого не посылать, ведь пытаться арестовать впавшего в неистовство безумца это почти что верная смерть, и сам отправился на место происшествия, чтобы лично произвести арест; к этому времени наш черкес успел выстрелить в третий раз из ружья в своего полковника, который явился его урезонить, и убил слугу, нёсшего шинель; тогда другие господа черкесы вышли из терпения и велели ему открыть дверь, несчастный тотчас выбежал на двор, а там четверо из них открыли по нему стрельбу из ружей и пристрелили, как собаку; Бенкендорф же прибыл в самый раз, чтобы послушать выстрелы. Император разгневался и выслал всех четверых на родину; ежели они и там станут лечить горячку такими же лекарствами, я искренне поздравляю их соотечественников, каковые попадутся им под руку.

Дорогой друг, я не отправил тебе отчёта, но не по своей вине. Уж не знаю, сколько раз я просил его у Клейна, но он не даёт. Позавчера я снова ходил к нему и просил прислать мне отчёт, говоря, что ты требуешь его уже третий раз. Он заверил, что отчёт закончен и он пришлёт его к сегодняшнему дню, то есть к субботе. Но вот уже полдень, а письма всё нет, ежели будет возможность отправить его чуть позже, ты получишь его вместе с моим.

Только что ушёл доктор[145], он просил передать, что получил место, о котором ты ходатайствовал для него перед князем Долгоруковым[146], и что благодаря твоей протекции его доходы возрастут на 6000 рублей.

Прощай, добрый мой друг, обнимаю тебя так же, как люблю, и считаю дни до твоего возвращения в Петербург.

Дантес