Она понимала, что тут что-то совсем не так, и уже не хотела видеть здесь ни маму, ни сыночка. Она даже не хотела здесь встретить тот полк солдат и надеялась, что никого больше не встретит, а если встретит, то не будет знать, кто это, не различит в веренице молодых, бледных, успокоенных лиц, несущихся, как она, свободно – и с надеждой не встретить здесь больше никого, в этом царстве мёртвых, и никогда не узнать, как тоскуют там, в царстве живых.
Дом с фонтаном
Одну девушку убили, а потом оживили. Дело было так, что родным сказали, что девушка убита, но не отдали её (все вместе ехали в автобусе, но во время взрыва она стояла впереди, а родители сидели сзади). Девушка была молоденькая, пятнадцати лет, и её отбросило этим взрывом.
Пока вызывали скорые, пока развозили раненых и погибших, отец держал девочку на руках, хотя ясно было, что она умерла, и врач констатировал смерть. Потом девушку всё-таки надо было увезти, но отец и мать сели в ту же скорую и доехали со своим ребёнком до морга.
Она лежала на носилках как живая, но не было ни пульса, ни дыхания. Родителей отправили домой, они не хотели уходить, но ещё не время было отдавать им тело, предстояли всякие необходимые в нашем правосудии и судебной медицине вещи, а именно вскрытие и установление причин.
Однако отец, человек, обезумевший от горя, да ещё и глубоко верующий христианин, решил свою девочку украсть. Он отвёз домой жену, она была уже почти без сознания, выдержал разговор с тёщей, разбудил соседку-медичку и попросил у неё белый халат, а затем, взяв все деньги, какие были в доме, поехал к ближайшей больнице, нанял там пустую скорую (было два часа ночи) и с носилками и парнишкой-медбратом, одетый в белый халат, проник в ту больницу, где держали его девочку, спустился от охранника по лестнице в подвальный коридор, спокойно вошёл в морг, там никого не было, нашёл своего ребёнка, с медбратом положил её на носилки и затем, вызвав грузовой лифт, поднял свою ношу на третий этаж, в хирургическую реанимацию. Он всё изучил тут, пока они ждали решения вечером, в приёмном покое.
Там он отпустил медбрата и после недолгого разговора с дежурным реаниматором, после вручения ему денежной пачки, передал свою дочь в руки врача, в отделение интенсивной терапии.
Поскольку медицинского заключения при ней не было, доктор, видимо, решил, что родитель вызвал скорую и частным порядком привёз больную (скорей, умершую) в ближайшую больницу. Врач-реаниматор прекрасно видел, что девочка неживая, но ему очень нужны были деньги, жена только что родила (тоже девочку), и все нервы этого реаниматора были на пределе. Его мама не полюбила его жену, и обе они плакали по очереди, ребёночек тоже плакал, а тут ещё ночные дежурства. Надо было искать деньги и снимать квартиру. Того, что предложил ему сумасшедший (явно) отец этой мёртвой царевны, было достаточно на полгода жизни в снятой квартире.
Не говоря ни слова, врач взялся за дело, как будто перед ним действительно был живой человек, только велел отцу переодеться во всё больничное и положил его рядом на койку в той же интенсивной терапии, поскольку этот больной был полон решимости не покидать свою дочь.
Девушка лежала белая как мрамор, лицо немыслимой красоты, а отец смотрел на неё, сидя на своей кровати, каким-то странным взглядом. Один зрачок у него всё время уезжал в сторону, а когда этот сумасшедший моргал, веки его разлипались с большим трудом.
Врач, понаблюдав за ним, попросил сестру сделать ему кардиограмму, а затем быстро вкатил этому новому больному укол. Отец быстро вырубился. Девушка лежала как спящая красавица, подключённая к аппаратуре. Врач хлопотал над ней, делая всё возможное, хотя никто уже теперь его не контролировал этим уезжающим взором. Собственно говоря, этот молодой доктор был фанатиком, для него не существовало в мире ничего более важного, чем тяжёлый, интересный случай, чем больной, неважно кто, без имени и личности, на пороге смерти.
Отец спал, и во сне он встретился со своей дочерью. То есть он поехал её навещать, как ездил к ней за город в детский санаторий. Он собрал какую-то еду, почему-то всего один бутерброд с котлетой посредине, только это. Он сел в автобус (опять в автобус) летним прекрасным вечером, где-то в районе метро «Сокол», и поехал в какие-то райские места. В полях, среди мягких зелёных холмов, стоял огромный серый дом с арками высотой до неба, а когда он миновал эти гигантские ворота и вошёл во двор, то там, на изумрудной лужайке, прямо из травы бил такой же высоченный, как дом, фонтан, одной слитной струёй, которая распадалась вверху сверкающим султаном. Стоял долгий летний закат, и отец с удовольствием прошёлся к подъезду направо от арки и поднялся на высокий этаж. Дочь встретила его немного смущённо, как будто он ей помешал. Она стояла, поглядывая в сторону. Как будто здесь протекала её личная, собственная жизнь, которая уже его не касалась. Какое-то её дело.