Чёрное пальто. Страшные случаи

Квартира была огромной, с высокими потолками и очень широкими окнами, и выходила на юг, в тень, к фонтану, который был сбоку освещён заходящим солнцем. Фонтан бил ещё выше окон.

– Я привёз тебе бутерброд с котлетой, как ты любишь, – сказал отец.

Он подошёл к столику под окном, положил на него свой свёрток, подумал и развернул его. Там лежал странный бутерброд, два кусочка дешёвого чёрного хлеба. Чтобы показать дочери, что внутри котлета, он разъединил кусочки. Внутри лежало (он сразу это понял) сырое человеческое сердце. Отец забеспокоился, что сердце неварёное, что бутерброд нельзя есть, завернул его обратно в бумагу и неловко произнёс:

– Я перепутал бутерброд, я привезу тебе другой.

Но дочь подошла поближе и посмотрела на бутерброд с каким-то странным выражением на лице. Тогда отец спрятал свёрточек в карман и прижал ладонью, чтобы дочь не отобрала.

Она стояла рядом, опустив голову, с протянутой рукой:

– Дай мне, папа, я голодная, я очень голодная.

– Ты не будешь есть эту гадость.

– Нет дай, – тяжело сказала она.

Она тянула к его карману свою гибкую, очень гибкую руку, но отец понимал, что, если дочка отберёт и съест этот бутерброд, она погибнет.

И тогда, отвернувшись, он вытащил свёрток, открыл его и стал быстро есть это сырое сердце сам. Тут же его рот наполнился кровью. Он ел этот чёрный хлеб с кровью.

«Вот я и умираю, – подумал он, – как хорошо, что я раньше, чем она».

– Слышите меня, откройте глаза! – сказал кто-то.

Он с трудом разлепил веки и увидел, как в тумане, разъехавшееся вширь лицо молодого доктора.

– Я вас слышу, – ответил отец.

– Какая у вас группа крови?

– Такая же, как у дочки.

– Вы уверены?

– Да, это точно.

Тут же его подвезли куда-то, перевязали жгутом левую руку, ввели в вену шприц.

– Как она? – спросил отец.

– То есть, – занятый делом, тоже спросил врач.

– Жива?

– А как вы думали, – мельком ответил врач.

– Жива?!

– Лежите, лежите, – воскликнул милый доктор.

Отец лежал, слыша, как рядом кто-то хрипит, и плакал.

Потом уже хлопотали над ним, и он опять уехал куда-то, опять было зелено кругом, но тут его разбудил шум: дочь, лёжа на соседней койке, громко хрипела, как будто ей не хватало воздуха. Отец смотрел на неё сбоку. Её лицо было белым, рот приоткрылся. Из руки отца в руку дочери шла живая кровь. Он сам чувствовал себя легко, он торопил ход крови, хотел, чтобы она вся излилась в его ребёнка. Хотел умереть, чтобы она осталась жива. Затем он оказался всё в той же квартире, в огромном сером доме. Дочери не было. Он тихо пошёл её искать, осмотрел все углы этой роскошной квартиры со многими окнами, но никого живого не нашёл. Тогда он присел на тахту, а потом прилёг. Ему было спокойно, хорошо, как будто дочь уже устроилась где-то, живёт в радости, а ему можно и отдохнуть. Он (во сне) стал засыпать, и тут появилась дочь, вихрем вступила в комнату, сразу оказалась рядом, как вертящийся столб ветра, завыла, затрясла всё вокруг, впилась ногтями в сгиб его правой руки, так что вошла под кожу, сильно закололо, и отец закричал от ужаса и открыл глаза. Врач только что вколол ему в вену правой руки укол.

Девочка лежала рядом, дышала тяжело, но уже не так хрипела. Отец привстал, опершись на локоть, увидел, что его левая рука уже свободна от жгута и перебинтована, и обратился к врачу:

– Доктор, мне надо срочно позвонить.

– Что звонить, – откликнулся доктор, – пока звонить нечего. Ложитесь, а то и вы у меня… поплывёте…

Но перед уходом он дал всё-таки свой радиотелефон, и отец позвонил домой жене, однако никого не было. Жена и тёща, видимо, рано утром одни поехали в морг и теперь метались, ничего не понимая, где труп ребёнка.

Девочке было уже лучше, но она ещё не пришла в сознание. Отец старался остаться рядом с ней в реанимации, делая вид, что умирает. Ночной доктор уже ушёл, денег у несчастного больше не было, однако ему сделали кардиограмму и пока оставили, видимо, ночной доктор о чём-то всё-таки договорился или же кардиограмма была плохая.

Отец размышлял о том, что предпринять, – спуститься вниз он не мог, звонить не разрешали, все были чужие, занятые. Он думал, что же сейчас должны чувствовать его две женщины, его «девочки», как он их называл всех скопом – жена и тёща. Сердце его сильно болело. Ему поставили капельницу, как и девочке.

Затем он заснул, а когда проснулся, дочки рядом не было.

– Сестра, а где девочка, здесь лежала?

– А что вы интересуетесь?

– Я её отец, вот что. Где она?

– Её повезли на операцию, не волнуйтесь и не вставайте. Вам нельзя.

– А что с ней?

– Не знаю.

– Милая девушка, позовите доктора!

– Все заняты.

Рядом стонал старик, за стеной кто-то, похоже, что молодой врач, видимо, проделывал какие-то манипуляции со старухой и переговаривался с ней как с деревенской дурочкой, громко и шутливо:

– Ну… Бабуля, супу хочешь? (Пауза.) Какого супу хочешь?

– М-м, – мычала старуха каким-то нечеловеческим, жестяным голосом.

– Хочешь грибного супу? (Пауза.) С грибами хочешь? Ела с грибами суп?

Вдруг старуха ответила своим жестяным басом:

– Грибы… с рогами.

– Ну молодец, – крикнул врач.