Чёрные крылья

– Началось всё ещё до моего рождения. А конкретно – с моего отца. Он был морским офицером, служил на Балтийском флоте. Правда, за выслугу лет его ещё в тридцать восьмом перевели на штабную должность. Собственно говоря, именно это нас всех и спасло. Когда немцы подходили к Ленинграду, в пух и прах раздолбав весь наш краснознамённый Балтийский флот, его, как и многих других высокопоставленных офицеров, вместе с семьями, вывезли сперва в Куйбышев, а потом и сюда, в Новосибирск. Когда же японцы начали наступление, деваться уже, по сути, было некуда, а поэтому мой отец решил сложить оружие. Решил спасти свою семью от вечного голода партизанщины, опытов в концентрационных лагерях и безнадёжной борьбы. Начал работать на администрацию республики, занимался, на небольшом судёнышке, грузоперевозками в Японию. И, конечно же, промышлял контрабандой, не без этого. Уже не сосчитать, сколько всего прошло через грязный и тёмный трюм его корабля. Морепродукты, беженцы, полезные ископаемые, даже оружие, в этом плане мой отец был совершенно беспринципным человеком. Его, мне кажется, до конца жизни коробила мысль, что он сдался без боя. Променял смерть в бою, отчаянном и бесполезном, как подобает офицеру, на жизнь своей семьи. Трудно сказать, что он поступил неправильно, я понимаю. Но это всё равно мучило его. Так что, он сопротивлялся, как мог. Пусть даже просто плюя в лицо законам оккупантов. Это была его личная, тихая, совсем незаметная борьба.

Саблин немного поёрзал, принимая более удобное положение, и продолжил.

– Команда, конечно же, была в курсе всех его дел. Странно было бы ожидать от обычных работяг-моряков чего-то иного. Им тоже хотелось заработать на свой кусок хлеба в то голодное время. И в этой команде, как ты мог уже понять, был и Олег. Он был то ли боцманом, то ли ещё кем-то из ближайших помощников отца, я, если честно, не особо разбираюсь во всех этих морских должностях. И, когда отца пять лет назад японцы арестовали, заподозрив в нечистой игре, Олег должен был пойти вслед за ним. Пятнадцать лет новосибирской тюрьмы, понимаешь что это такое, Джеймс? Это ад. Самый натуральный ад на земле. Тебя морят голодом, заставляют работать в шахтах, без какой-либо связи с родственниками и всё это на нечеловеческом морозе северной Сибири. Прибавь ко всему японских докторов-психопатов, чьи кровожадность и извращённая жажда познания ничуть не уменьшились со времён Последней войны.

– Я могу угадать? – спросил Джеймс. – Твой отец взял вину на себя?

– Ты сегодня какой-то чересчур догадливый, – кивнул Олег. – Но ты прав, всё было именно так. Понятное дело, что в доле был весь экипаж корабля. Японцы, не будь дураками, также прекрасно это понимали. И, тем не менее, отец всё отрицал. На допросах из раза в раз, брал всё на себя, заявляя, что подчинённые ему люди были не в курсе происходящего. Это их всех и спасло. Отцу, как единственному виновнику, дали по полной строгости, двадцать лет, повесив ещё какую-то мелочь. Остальные отделались увольнением и лёгким испугом.

На секунду Саблин осёкся, с усилием сглотнул, продавливая вниз, в бездонный пищевод, тугой комок, вставший в горле.

– Отец не прожил и месяца, – продолжил он совсем другим голосом. – У него в последнее время перед тюрьмой начались какие-то проблемы с сердцем. Ничего серьёзного, просто возраст брал своё. Но там, под ледяным сибирским ветром, на голоде и холоде, под дулами винтовок надзирателей… Нам даже не прислали тело. Просто справку, что, мол, заключённый номер такой-то, также известный как Саблин Михаил Петрович скончался во время пребывания в трудовом лагере номер четырнадцать. Мать с горя чуть в петлю не залезла, я буквально едва успел её вытащить. Она очень любила отца. А потом, в один день к нам пришли пятеро из его команды. Все они поклялись, что в память о том, что сделал мой отец, они никогда не оставят нас в беде и исполнят любую просьбу, даже если это будет стоить им жизни. Так они отдавали свой долг. И, как ты уже мог понять, одним из тех пятерых был Олег.

– А остальные четверо? – уточнил Джеймс, гася сигарету прямо об стену. – Что с ними?

Саблин пожал плечами.

– Не знаю. Все как один сгинули в тот же год, когда умер отец. Только Олег остался в живых. Не знаю почему, то ли удача, то ли просто соображал лучше и в пекло не лез. А может, те четверо просто сбежали, наплевав на все свои обещания, хотя это и маловероятно. Я бы узнал, если дело обстояло именно так. В любом случае, в моём распоряжении остался только Олег. И знаешь, его скромная персона сильно помогла мне, когда я ушёл в Сопротивление. С помощью меня Суслов получил ещё один, как казалось, подконтрольный лично ему канал контрабанды. Ошибся он лишь в том, что это был не его канал, а мой. Личный. Олегу всегда было с высокой колокольни плевать на Суслова, на Чёрную Армию и на всю эту партизанскую чехарду. Он просто хочет выжить. И именно поэтому мы обратились к нему.

– Хочешь сказать, все остальные нас бы выдали, а этот – нет? – продолжил сомневаться Джеймс.