18 октября в «Петроградской правде» было напечатано очередное, уже привычное, сообщение ПетроЧК: «За период времени от убийства Урицкого по 1 октября расстреляно…». Первые в списке — те, что проходили «по делу погромной организации “Каморра народной расправы”». Прочитав имена близких в расстрельном списке, их родственники могли утешаться тем, что инициатор дела, комиссар Юргенсон, отправился «в штаб Духонина» раньше, нежели его жертвы. Он был одним из четырёх чекистов, расстрелянных за должностные преступления ещё в августе. Небезынтересно заметить, что героя штурма английской миссии комиссара Геллера та же участь постигла в начале 1920 года: он был расстрелян за присвоение ценностей, изъятых во время обысков, и за связь с агентами Антанты. В годы Гражданской войны жертвами собственного репрессивного аппарата стали десятки питерских чекистов. Их начальство попало под нож революционной гильотины позже — в 1930-е годы. Комиссар госбезопасности третьего ранга, почётный работник ВЧК — ГПУ Глеб Бокий был приговорён к высшей мере наказания Военной коллегией Верховного суда СССР 15 ноября 1937 года.
ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ
Кронштадтский бунт, бессмысленный и безнадёжный
Конец февраля 1921 года в Петрограде выдался на редкость беспокойным, что немало удивило самих петроградцев. За три года Гражданской войны город вымер, притих, опустился. Население его сократилось втрое по сравнению с разудалым семнадцатым. Улицы обезлюдели, обыватели исхудали и обносились, а на их лица общей печатью легло какое-то тревожно-опасливое выражение. Обшарпанные дома и бесхозные дворцы зияли чёрными дырами разбитых окон. По вечерам город погружался во мрак, ибо последние фонари перестали светить ещё год назад. Хозяевами бывшей столицы давно уже были голод, тиф, «чека» и коммунисты из Смольного. Под руководством последних питерский пролетариат без особого энтузиазма готовился встретить четвёртую годовщину свержения самодержавия. И вдруг…
«Вторая половина февраля и начало марта явились небывало тяжёлым временем для Петрограда. Сокращение пайка нагрянуло как раз в такое время, когда овощи с огородов рабочими были уже съедены. В это же время, как обухом по голове, ударила весть о том, что в Питере из-за недостатка топлива останавливается ряд фабрик и заводов». Так изъяснялся красный диктатор Петрограда Г. Е. Зиновьев на страницах «Петроградской правды» от 11 марта 1921 года. Главный питерский коммунист изрядно недоговаривал. Не только перебои с топливом стали причиной остановки заводов. Общий кризис внезапно поразил систему военного коммунизма — как раз в то время, когда Совреспублика победоносно завершала Гражданскую войну. Анархическое крестьянское движение охватывало одну губернию за другой. Партизанские армии и неотличимые от них полууголовные банды хозяйничали повсюду — от Поднепровья до Даурии. Снабжение городов вновь ухудшилось до крайности. Авторитет РКП(б) поколебался.
14 февраля пролетарии завода Лесснера остановили свои станки и собрались на митинг. Приняли резолюцию, в коей клеймили коммунистов за спецпайки и «комчванство», требовали снять заградотряды, не пропускавшие в Петроград мелких торговцев, так называемых мешочников. Автором текста был меньшевик Каменский. Питерские меньшевики (существовавшие ещё пока легально, хотя и в великом страхе) возрадовались и попытались возглавить внезапно проявившееся движение. Примеры тому в истории были: январь 1905-го и февраль 1917-го. Тогда всё начиналось очень похожим образом.
На следующий день к Лесснеру присоединились рабочие завода Нобеля. Новую резолюцию с требованием созвать беспартийную пролетарскую конференцию огласил меньшевик Кузяков. Группы рабочих пошли по заводам и фабрикам агитировать товарищей. Движение разрасталось, приобретая специфический характер «волынки» (такв России называли нечто вроде итальянской забастовки: один вполсилы работает, девятеро митингуют). Про меньшевиков быстро забыли, а про коммунистов на митингах кричали, что те стали командовать хуже, чем офицерьё и баре, что их жёны жрут шоколад по повышенной норме, в то время когда простой люд давится гнилой селёдкой. 23 февраля к движению примкнули заводы Трубочный, Лаферм и Балтийский, все на Васильевском, по соседству друг с другом. 24 февраля трубочники, лафермовцы и балтийцы без ясных намерений двинулись по Косой линии к Большому проспекту. У Большого дорогу им преградили красные курсанты. Заметим, что эти последние — вовсе не студенты военных вузов, как сейчас, а красноармейцы, прошедшие огонь, воду и медные трубы Гражданской войны и направленные в Питер учиться на красных командиров. Упёршись в строй курсантов, рабочая колонна остановилась. Воочию повторялась ситуация то ли Кровавого воскресенья, то ли Февральской революции. Выкрикнули приказ разойтись. Толпа продолжала стоять. Курсанты дали несколько залпов в воздух. Манифестанты побежали в разные стороны. Жертв не было.