Чёрные тени красного Петрограда

Третий и следующие залпы были более точными. Несколько снарядов грохнули прямо в стену Воронцовского дворца, с хрустом отколов от неё штукатурку и куски кирпича. Осаждённые продолжали отстреливаться из винтовок и пулемётов, но нанести сколько-нибудь заметный урон латышам и интернационалистам, укрывавшимся под галереями Гостиного и Апраксина дворов, их пули не могли. Артиллеристы тем временем пристрелялись. Несколько снарядов точнёхонько угодили в оконные проёмы старого дворца, разорвались внутри, посеяв панику среди обороняющихся. Теперь уж выхода не было; в окнах осаждённого здания замелькали белые полотнища. Левые эсеры сдались на милость победителя. В ходе боя, который длился полчаса-час, был убит один осаждавший, двадцать его товарищей ранены. О потерях среди оборонявшихся не сообщалось ничего, но надо полагать, что они исчислялись десятками. Также ничего не сообщалось о количестве убитых и раненых случайных прохожих, пассажиров подбитого трамвая и праздных зевак. Стена здания, творения Растрелли, была пробита в одном месте насквозь, в трёх местах существенно повреждена.

В тот же день были разоружены боевые дружины левых эсеров Адмиралтейско-Спасско-Казанского района и Петроградской стороны. Большевистские формирования захватили помещение редакции левоэсеровской газеты «Знамя труда» в доме Перцова на Лиговке. Сопротивления нигде не было. По сообщениям советских газет, во время обыска в редакции было обнаружено много оружия и снарядов.

Действия большевиков жестоки. Использование иноземцев для расправы с соотечественниками говорит о слабости, непопулярности большевистской власти, равно как и о том, что лозунги и практика левоэсеровского крестьянского анархизма (землю крестьянам и никакой власти сверху) находили путь к сердцам множества русских людей. (Ради справедливости отметим, что антибольшевистские силы тоже охотно опирались на иностранные штыки: чехословацкий корпус, войска немцев или Антанты.) И всё же июльские расправы, помимо банальной борьбы за власть, имели целью восстановление государственного порядка. В тот момент он мог явиться только в образе жёсткой, устрашающей диктатуры. Это было всё-таки лучше, нежели ничем не сдерживаемая революционная вольница.

Поощрять массовидность террора

Война без фронта и флангов разворачивалась и в деревнях, и в столицах. На такой войне невозможно понять, кто с кем воюет. Власть становится не только целью, но способом выжить. К ней ведёт один путь — насильственный захват; единственный способ её удержать — ужесточение репрессий.

В дореволюционной России смертная казнь являлась чрезвычайной мерой наказания, применить которую могли только военно-полевые суды или суд Сената. Февральская революция отменила её даже на фронте. Попытка восстановления стала одной из причин свержения правительства Керенского. После Октябрьской революции большевистско-левоэсеровский ВЦИК Советов снова отменил смертную казнь — как казалось, навсегда. Но на смену казни по приговору суда пришёл кровавый самосуд толпы. Расправы солдат над юнкерами в Петрограде и Москве, зверское убийство генерала Духонина в Могилёве, гибель депутатов Учредительного собрания Шингарёва и Кокошкина от рук кронштадтских матросов — всё это были только первые проявления нового революционного правосознания. Террор шёл в массы. В феврале-марте Петроград захлестнули две встречные волны: вооружённые грабежи и самосуды над пойманными грабителями. Вожди левых эсеров, анархистов и большевиков радовались «революционной инициативе масс» — и с безоглядной решимостью противились восстановлению смертной казни в судебном порядке.

Советская власть плыла по течению событий. В феврале Совет народных комиссаров призывал расстреливать на месте шпионов, бандитов и контрреволюционеров. Спустя два месяца, 23 апреля, на следующий день после разоружения анархистских отрядов, Совет комиссаров Петроградской трудовой коммуны выступил с заявлением, что «ни одно учреждение в городе Петрограде не имеет права расстрелов». 9 мая на заседании ЦК РКП(б) обсуждался вопрос: как быть с пленными белогвардейцами? Ведь белофинны беспощадно убивают пленных красных. В протоколе записано: «В настоящее время было бы нецелесообразно произвести массовые расстрелы, но против расстрела нескольких человек никто не возражает». Двумя неделями позже суд ревтрибунала приговорил к расстрелу — якобы за измену — «народного адмирала» А. М. Щасного. Этот первый смертный приговор, вынесенный Советской властью, вызвал бурю негодования со стороны левых эсеров. Не потому, что они были гуманистами, а потому, что проповедовали человекоубийство исключительно в виде стихийной инициативы на местах.