Вернёмся к показаниям Юргенса и к той странности, что присутствует в них. Автомобиль Володарского отъехал от районного Совета Фарфорового завода и вскоре остановился, так как кончился бензин. Убийца находился рядом — в двадцати шагах от внезапно заглохшего мотора. Но ведь такую остановку невозможно было предвидеть заранее, а значит, убийца оказался на месте преступления случайно. Если бы он ждал Володарского — он ждал бы у входа в здание Совета. Впрочем, и это маловероятно: ведь комиссар печати направлялся на митинг рабочих Обуховского завода. Судя по всему, заезд на Фарфоровый завод заранее не планировался. Там в это время находился Зиновьев, и Володарский, по-видимому, заехал, чтобы перекинуться с ним парой слов, решить какой-то оперативный вопрос. Этому соответствует и продолжительность его пребывания в Совете Фарфорового завода: 18 минут, как определил пунктуальный Юргенс. Значит, неведомый террорист, вооружённый револьвером и бомбой (о взрыве, произошедшем «где-то за домом», упоминает всё тот же свидетель), готовил смерть вовсе не Володарскому. А кому?
Возможно, Зиновьеву. Хозяин красного Петрограда, соперник Ленина и Троцкого в борьбе за лидерство в партии большевиков был куда более желанной целью для политических заговорщиков, чем Володарский.
Вполне возможно, что неведомый террорист направлялся к Совету Фарфорового завода, зная, что там должен находиться Зиновьев. Не дойдя до Совета несколько сот метров, он увидел внезапно остановившийся автомобиль и выходящего из него комиссара («на моторах» в те дни только комиссары и разъезжали). Возможно, он принял Володарского за Зиновьева. Но тогда убийца никак не Семёнов, знавший их обоих в лицо, а какая-нибудь мелкая сошка, рядовой боевик или террорист-одиночка. (Кстати, показания Юргенса заставляют предположить, что убийца не был знаком Володарскому, ибо тот никак не реагировал на приближение догоняющего его человека.)
Может быть и другое: террористу было всё равно, в кого стрелять, лишь бы продырявить пулей комиссарскую тужурку. Такая анархическая самодеятельность вполне в духе того лихого времени. Случайно выдался удобный момент, а револьвер всегда под рукой. Вообще, в деле много неясного. Зачем убийца погнался за женщинами? И этот взрыв бомбы за домом…
В любом случае версия о теракте, заранее подготовленном и осуществлённом по плану, кажется маловероятной. Скорее всего, она, как и многие расхожие образы революционной эпохи, родилась потом, когда у победителей появилась возможность морально и физически разделаться со своими недавними соратниками.
Через два месяца после гибели Володарского власти Советской республики объявили о начале «красного террора». То утихая, то вспыхивая опять, адский огонь репрессий будет пожирать российский народ в течение трёх с половиной десятилетий. Жертвой его станет и сотрудник советской разведки бригадный комиссар Григорий Иванович Семёнов: в 1937 году Военная коллегия Верховного суда СССР приговорит его к расстрелу. Одним из пунктов обвинения будет организация и осуществление убийства Володарского.
Глава одиннадцатая
ПРИГЛАШЕНИЕ НА КАЗНЬ ДЛЯ КРАСНЫХ И БЕЛЫХ
Из учебников известно это понятие — «революционный террор». В советское время предлагалась простая схема: в ответ на подлые убийства Володарского, Урицкого, после злодейского покушения на Ильича Советской власти ничего не оставалось, как ответить на террор террором. Теперь в умах господствует другая версия, не менее схематичная и простая: антинародная клика большевиков развязала бойню, дабы запугать народ и сохранить неправедно захваченную власть.
Обе версии никуда не годятся. В годы революции было множество вариантов террора. Стихийные расправы озверевших солдат и матросов над офицерами, крестьян над помещиками; убийства, совершавшиеся идейно-уголовными грабителями под знаменем анархии; самосуды в отношении пойманных бандитов; истребление красных комиссаров и агитаторов, доходящее до беспримерной жестокости; покушения из-за угла, организованные боевиками разных партий; репрессии красных и белых военных властей; кровожадная инициатива бесконтрольной «власти на местах»…
Официальный, организованный «красный террор» по линии ЧК — лишь одна, и не самая мощная струя в этом смертном потоке.
Весной 1918 года по всей России поднялась новая неслыханно мощная революционная волна. Это явление, превосходящее по своей разрушительной силе стихийное бедствие, историки скромно называют «крестьянским движением». Сначала «брали землю». Громили помещичьи усадьбы дотла, до основания — чтобы духу и имени помещичьего не осталось. Процесс шёл при полном согласии и одобрении довольно-таки ещё аморфных структур советского государства, при активном участии коммунистов, эсеров, анархистов. Но летом ситуация изменилась. Союз красного города и чёрной деревни стал рушиться.