Имя убийцы было названо, когда улыбающийся мертвец уже окаменел в тяжести первых памятников. В 1922 году, во время известного судебного процесса правых эсеров, в кровавом злодеянии покаялся Григорий Семёнов (он же Сергеев, он же Васильев; были, видимо, и другие псевдонимы), бывший руководитель эсеровской боевой организации. Озвученная им версия убийства стала в советской стране официальной. И вместе с ней появилась вторая загадка этого дела, заключающаяся в личности наречённого убийцы.
Его биография до июня 1918 года поразительно похожа на биографию убитого. Родился в провинциальном Юрьеве (город Тарту в Эстонии) в том же году, что и Володарский; так же и в революцию принесло его на бурных волнах девятьсот пятого года. Первое время был связан с анархо-коммунистами, у которых обучился приёмам террористической деятельности, а заодно освоил престижную тогда профессию электротехника. За попытку организации побега заключённых анархистов из Рижского централа был арестован и выслан в туже Архангельскую губернию, куда двумя годами позже революционная судьба занесла Володарского. На Русском Севере будущие убийца и жертва не встретились, но зато Семёнов познакомился там со ссыльным Авелем Енукидзе, большевистским боевиком, соратником и другом Сталина. После отбытия ссылки молодой анархист эмигрировал во Францию, вступил в партию эсеров. В 1915 году, в разгар мировой войны, вернулся в Россию, пошёл служить в армию, в электротехнический батальон. В дни Февральской революции участвовал в организации Советов в Риге; в апреле семнадцатого в качестве делегата приехал на Всероссийское совещание Советов в Петроград да тут и остался. Связи, приобретённые в ссылке, сыграли свою роль: Семёнов стал членом исполкома Петросовета. Октябрьская революция развела их по разным лагерям.
Правые эсеры становятся главными врагами большевиков. Семёнов, член ЦК ПСР и руководитель Петроградской военной организации партии, приходит к мысли о неизбежности террористической борьбы с узурпаторами власти. Так, по крайней мере, он излагал свою политическую эволюцию впоследствии.
Впрочем, тут-то и начинаются неясности. О боевой организации и о её роли в терактах мы знаем главным образом из показаний самого Семёнова. Достоверность этих показаний весьма сомнительна. Есть основания полагать, что давал их вовсе не раскаявшийся террорист-заговорщик, а секретный агент ВЧК-ОГПУ, внедрённый в эсеровскую среду.
Семёнов был арестован в сентябре 1918 года, после убийства Урицкого и покушения на Ленина. В марте 1919 года освобождён официально — по поручительству Енукидзе. А уже в апреле выполняет задания разведуправления штаба РККА и руководства ВЧК. В конце 1919 года участвует в образовании Центрального бюро меньшинства партии эсеров, которое пошло на сотрудничество с большевиками, внеся гибельный раскол в деморализованное эсеровское руководство.
На процессе 1922 года подсудимый Семёнов, скорее всего, выполнял очередное задание ВЧК, своими «чистосердечными признаниями» компрометируя партию и подводя под расстрельную статью соседей по скамье подсудимых. Не случайно он сам, приговорённый судом к расстрелу, был освобождён от наказания постановлением президиума ВЦИК и в дальнейшем продолжал служить советскому государству. Но даже если допустить существование реальной боевой организации эсеров летом 1918 года и наличие у неё террористических планов, всё равно загадочным остаётся выбор первой жертвы. Почему Володарский? Только потому, что палач и жертва так похожи — и по судьбам, и даже по внешности: оба «молодые, среднего роста, худенькие»?
Немотивированность убийства породила разные слухи. У обывателя всегда существуют две версии всякого преступления: любовная драма и корысть. Говорили об убийстве из ревности, толковали о каких-то деньгах и ценностях, которые якобы партия доверила Володарскому и которые он похитил. Ни то, ни другое никак не вяжется ни с личностью убитого, ни с условиями времени. Ревность считалась в революционных кругах недопустимым атавизмом, буржуазным чувством. Деньги ничего не стоили в охваченной голодом и разрухой Советской республике.