Чёрные

Впечатленный увиденным, Кот всю дорогу, пока мы мчались на его «Гранд Чероки» до дома, молчал, и не отрывая взгляд смотрел вперед, лишь бы случайно не увидеть в зеркало сидящего сзади Рольфа. Он перестал быть вечно веселым и беззаботным. Слушая наши рассказы, Кот постепенно впал в такой ступор, что несколько раз пролетал перекрестки на красный свет, и не останавливался на «пригласительные» взмахи полосатой палочки «гайцов»; в ответ только ускорялся. Его «автопилот» работал неисправно: не контролировал ни скорость, ни рядность движения, ни запас топлива. Когда мы остановились посреди трассы без бензина, только тогда он пришел в себя. Если это можно так назвать: молча вышел из машины, достал из багажника пустую канистру, и, не закрыв ни дверь, ни багажник, пошел по обочине в обратном направлении, не произнеся ни слова.

Это были страшные и страшно быстрые пять сотен километров.

По приезду домой Кот на несколько дней сильно запил, а когда протрезвел, наотрез отказался брать с нас обговоренный за освобождение Рольфа гонорар. Еще через три дня он подарил Рольфу «Парабеллум» с гравировкой на ручке: «От Кота».

Из Рольфа врачи достали огромное количество больших и маленьких осколков. Они только благодаря «потревоженному» им самим бойцу Красной Армии и его рации чудом не задели внутренних органов, а прошли либо навылет, либо позастревали в мягких тканях. Руку из-за начавшейся гангрены пришлось укоротить еще немного и теперь она представляла из себя культю сантиметров в пять-семь. В остальном, он был тем самым человеком в джинсовке из моего сна.

Все вопросы с нашими местными ментами утряс всемогущий Кот, для которого вплоть до самой гибели, Рольф стал лучшим другом. Мы перестали интересовать ментов, так как не вызывали больше никаких подозрений.

Не знаю как Кота, но нас Рольф не благодарил, считая случившееся и сделанное нами абсолютно естественным. По пути домой высказал сожаление, что его «Парабеллум» утонул вместе с рюкзаком. Когда мы рассказывали о «Далеком» – том самом сожженном селе, куда мы изначально несли раненного, назвал Яда «дураком». Вот, пожалуй, и все слова, что произнес за всю дорогу. Подавленным не казался, но и радости от встречи не испытывал. В отличие от Кота, нашими рассказами не впечатлился. Был как всегда сдержан и сосредоточен. Казалось, что уже в машине он готовиться к новым походам.

Странно, что после таких потрясений никто из нас не решил «завязать». Наверное, мы хотели еще что-то доказать себе. Доказать, что не испугались, не сломались, не прогнулись от выпавших испытаний. Или: что мы все еще группа и не оставим Рольфа, готового продолжать, и работающего над новыми маршрутами. Даже Яд, перенесший самые сильные потрясения, я не беру Рольфа, который всю дорогу был без сознания, работал целую зиму, чтобы весной снова идти с нами.

Кстати сказать, тем летом, примерно через месяц, когда мы отдохнули, и моя рука более-менее пришла в порядок, Яд предложил нам несколько интересных мест. Ничего удивительного и оскорбительного по отношению к отсутствующему лидеру в его предложении мы не усмотрели. Маршруты составлялись, и расписывались на весь сезон, и Яд работал над ними вместе и наравне с Рольфом. Тем более что Рольф, как мы думали, не выжил. Но отказались по другим причинам. Во-первых, нас было мало – сам Яд опять отказался идти. Втроем, наверное, рискнули бы. Но идти вдвоем, да еще и без «поводыря», занятие провальное. А только Яд мог точно привести на точку. Во-вторых, хотелось просто отдохнуть, и очистить голову. Поэтому я принял предложение Доктора и вместе с ним на целый месяц уехал на море к его друзьям. Яд поехал к родственникам в еврейскую автономию.

Второй поход, в середине июня, стал для меня последним. Уже в первом Рольф не способный копать самостоятельно, проявил такую агрессию по отношению к нам, что я только и думал: когда же этот поход закончится? Он всегда выступал за дисциплину и четкое распределение обязанностей, но касалось это поведения на марше и хозяйственной части. Никогда он не принуждал никого копать – это было личное дело каждого. Здесь же мы работали чуть ли не под дулом его «Парабеллума». Это конечно, преувеличение, но порою ситуация была в шаге от этого. Рольф совершенно «съехал с катушек».

Я думал, что сгущаю краски и поэтому пошел второй раз. «Просто, –думал я, – нужно подождать пока Рольф остынет, перестанет злиться на самого себя, за то, что уже не способен полноценно работать». Но его поведение стало непредсказуемым, а решения нелогичными. Зачем, спрашивается, нужно было «усиливать» нашу крепкую проверенную группу двумя бойцами? Причем выросли они как из-под земли уже на точке. Только спокойствие Рольфа при их появлении спасло ребят от пули, – мы с Доктором, увидев незнакомцев, сразу же схватились за пистолеты. Оказалось, что Рольф вел переговоры с ними задолго до похода, но нам про «усиление» ничего не сказал. Он все правильно рассчитал – узнай мы раньше, то он пошел бы один.