Чёрный аист

— Твоя подруга.

— Она же из Адлера, — сказала Анжела. — Это далеко отсюда. А вы по-прежнему в лагере?

— Я тоже отдыхаю.

— Да ну? — удивилась Анжела. — С другом Пирата?

«И эта все знает, — тоже удивился я. — Прям ученики разведшколы, а не пионеры».

— Я уже комсомолка, — усмехнулась Анжела. — А вы в Хадыженске на танцы ходите?

— Нет, — сказал я.

— Приходите в техникум, где ваш папа работает. Там хорошие вечера.

— Ты собираешься в нем учиться?

— Папа еще не решил, куда мне поступать. А вы мне поможете?

— Посмотрим.

Мы шли по улице с частными домами. Возле каждой калитки стояла табуретка с трехлитровой банкой красного вина и стаканом. Я остановился возле одной из них, налил в стакан вина, выпил и положил на табуретку пятнадцатикопеечную монету.

— Здесь стакан стоит двадцать копеек, — сказала Анжела.

— Это для курортников. Местным можно пить за пятнадцать.

— Вы не местный.

— За длинный язык тебя нужно из комсомолок разжаловать в пионерки. В школе небось на тройки учишься.

— Отличница!

— Отличницы носят бюстгальтеры.

Анжела густо покраснела и застегнула кофточку на все пуговицы.

— А вы не подсматривайте, — прошептала она.

— Больно надо. Там и так все видно.

— Правильно про вас Катя сказала…

Она замолчала.

— Что сказала?

— Вы ни одной из наших девочек не нравитесь!

— Ну, одной я точно понравился, — хмыкнул я. — В Москву в гости зовет.

— Вот и езжайте в свою Москву.

— Заеду к родителям в Хадыженск — и на самолет. А ты в школу или техникум. Замуж еще не собираешься?

— Нет.

Улица кончилась, за ней начинались поросшие кизилом горы. Мы повернули назад, дошли до первого перекрестка и разошлись в разные стороны.

На пляже я разыскал Саню. Они с Пиратом стояли в толпе, окружавшей Лёвика и какого-то носатого человека.

— Кто это? — спросил я.

— Папик.

— Какой еще папик?

— Тот самый, кому ты давал телеграмму.

Лёвик медленно укладывал в большую сумку свои вещи, папик громко его отчитывал. Он ругался по-армянски, но в принципе все было понятно.

— Нужно было триста рублей просить, а не шестьсот, — сказал я Сане.

— За триста он так быстро не прилетел бы, — ответил тот.

Лёвик вдруг швырнул себе под ноги сумку и тоже стал орать по-армянски.

— Пойдем отсюда, — обнял нас за плечи Пират. — Не люблю чужие семейные разборки.

Мы выбрались из толпы и направились к группе девушек, призывно машущих руками.

— Они тебя зовут или Пирата? — спросил я Саню.

— Конечно, Пирата. Мы с тобой ему в подметки не годимся.

Девушки были разного размера и цвета волос, но все они с одинаковой преданностью смотрели на нашего рослого товарища.

— Каким видом спорта он занимается? — поинтересовался я.

— Волейболом.

— Пляжным?

— В местной команде главный забивала. Смотри, вон Аршак. Теперь он вместо Лёвика.

— А тот куда?

— В Тбилиси, — пожал плечами Саня. — Сегодня Лёвик, завтра Аршак, послезавтра Армен. Круговорот водки в природе.

Он засвистел.

Я подумал, что мне пора в Хадыженск, к родителям. Да и по нашему дождливому Минску соскучился. Саня здесь отнюдь не скучает, но он сочинский, ему можно.

Часть третья

Княжна за бортом

1

Валера из фольклористов перешел в лингвисты.

— Иллич-Свитыч мне ближе, чем Афанасьев, — объяснил он мне. — «Поэтические воззрения славян на природу» хорошая книга, но этимологический словарь!.. — Он глубоко вздохнул.

В принципе я уже знал, что предательство — неотъемлемая часть жизни человека, и все равно мне стало обидно.

— А как же технические средства? — спросил я. — В лингвистике не нужны ни магнитофоны, ни фотоаппараты.

— Это да, — согласился Валера. — Но фотографией я буду заниматься в свободное от науки время. Я тебе уже говорил, что портрет Ленки занял второе место на выставке в Испании?

— Нет, — сказал я.

И здесь Валера меня обскакал. Я тоже занял второе место на первенстве города по вольной борьбе, но где Испания — и где Минск.

Мои успехи в борьбе стали полной неожиданностью не только для меня самого, но и для тренеров. Полгода я походил в спортзал на шестом этаже главного корпуса университета, выучил несколько приемов, узнал, как сгоняют вес в парилке, и меня заявили на участие в спартакиаде, которая проходила в тот год в стране.

— Записали, что у тебя первый разряд, — сказал Владимир Иванович, мой тренер. — Без разряда к соревнованиям не допускают, но кто будет проверять? Главное не побеждать, а участвовать.

Владимир Иванович был оптимист, мне это нравилось.

Второй наш тренер, Соколовский, недавно вышел из тюрьмы, и его вид был далек от оптимизма. Рассказывали, что он застал жену в постели со старым другом, снял со стены ружье и застрелил то ли любовника, то ли жену. Его, конечно, посадили, но ненадолго, суд учел смягчающие обстоятельства.

Мы все инстинктивно сторонились Соколовского и льнули к Владимиру Ивановичу. А тот еще недавно был чемпионом республики в полутяжелом весе и пребывал в уверенности, что его воспитанники тоже вполне могут стать чемпионами.

— Ты, главное, никого не бойся, — учил он меня. — Килограмм в парилке сгоним — и вперед.