— По вечерам я тренируюсь, — осторожно высвобождал я рукав из ее цепких пальцев.
Конечно, если бы в кино позвала меня Наташка Калмыкова или хотя бы Поклонская, никаких тренировок не было бы. Но эти не звали.
Сражение физиков и лириков университета в финале Клуба веселых и находчивых вызвало большой интерес. В большом зале главного корпуса яблоку было негде упасть. По моим подсчетам, у физиков было больше болельщиков.
— Так за них математики, химики и прочие географы. За нас одни журналисты, — сказал Эдик.
— Эти тоже против нас, — сказал я. — Но так даже лучше. Тем громче будет наш триумф.
Эдик подергал себя за бородку и ничего не сказал.
Я развернул транспарант, который по моей просьбе большими буквами написал Володя Петров: «У нас много невест, а у вас зятьков». Зятьков был деканом физфака.
— Сам придумал? — спросил Эдик.
— Сам.
— Вешай прямо на занавес. Виталик, помоги.
Мешая друг другу, мы с Виталиком прикрепили транспарант к занавесу. Физики засвистели.
— Действует! — подмигнул мне Эдик.
Как мы и ожидали, наибольший успех имел номер с княжной. Когда на сцену выплыл символический челн Разина, гребцами которого были длинноногие девицы в мини-юбках, захохотали даже члены жюри. Челн подплыл к краю сцены. «И за борт ее бросает в набежавшую волну…» — завопил Виталик. Он был самый голосистый в нашей команде. Разин-Ленка изо всех сил толкнула княжну. За кулисами меня ловили Валера с Крокодилом, и это вызывало беспокойство. Ни один из них не умел толком поймать даже баскетбольный мяч, не то что человека. Но обошлось — поймали.
— Все, победа чистая! — крикнул Эдик, когда я присоединился к команде на сцене. — Против таких разбойников ни один физик не устоит!
Ноги разинских гребцов действительно смотрелись феноменально, зал целиком был на их стороне.
Жюри посовещалось и объявило победу лириков.
7
— Послезавтра едем в Одессу, ты включен в состав команды, — сказал мне Семёныч после тренировки.
— А что в Одессе? — спросил я.
— Турнир в честь освобождения Одессы от фашистов.
— Какого числа ее освободили?
— Десятого апреля. Выезжаем восьмого.
— В это время там можно купаться?
— Не знаю. — Семёныч внимательно посмотрел на меня. — Мы туда едем не купаться.
— Конечно, — сказал я. — Это я так. Люблю море.
— Ну-ну, — хмыкнул Семёныч. — В конце мая первенство Центрального совета «Трудовых резервов». Одесса — хороший турнир для проверки кандидатов.
— Понятно, — кивнул я.
— Ты в республиканскую команду не попадаешь. Но можешь.
Я снова кивнул. Попадать в эту команду мне не хотелось: в конце мая начиналась экзаменационная сессия в университете.
— Вот талоны на питание, — передал мне конверт Семёныч. — Столовую на Урицкого знаешь?
— Знаю, — сказал я.
Полчаса назад Славик Котолыгин мне рассказал, как обменять эти талоны на деньги. Всех талонов было на тридцать рублей. Ты отдаешь конверт буфетчице, она отсчитывает тебе двадцать семь рублей, а три забирает себе.
— Все так делают, — сказал Славик.
Все так все. Я обменял талоны на деньги и теперь спокойно мог ехать в Одессу. И не только в Одессу. Мне казалось, что я вообще могу отправляться в любой регион нашей великой страны, хоть на Дальний Восток, хоть на Памир, а хоть и в Прибалтику, до которой рукой подать. Но больше всего мне хотелось к родителям в Хадыженск. Манили подернутые сизой дымкой предгорья, поросшие дубами, грабами и кизильником, журчала о чем-то загадочном зеленая вода речки Пшиш, в которой хотелось поймать какую-то особенную рыбу, хохотали во все горло, уставившись на тебя бесстыжими глазищами, смуглые девушки. Из Минска все они представлялись исключительно хорошенькими.
— Тебя там уже кто-нибудь ждет? — спросил Валера, когда я ему поведал о Хадыженске.
— Нет, — сказал я.
Меня там действительно никто не ждал. Ну, может быть, соседка Надя. Но она, во-первых, была замужем за физруком техникума, а во-вторых, на шесть лет старше. Судя по пылу, с которым она обнимала меня, замуж она выскочила недоцелованной.
— Так мне же было восемнадцать, когда встретила Прозора, — скорчила она гримасу, когда я ей сказал об этом. — Не с кем было целоваться.
Я подозревал, что по этой части мы с ней были жалкие третьеразрядники, до мастеров еще пахать и пахать.
А вот в борьбе я уже был кандидат в мастера спорта, и меня ждал турнир в Одессе.
— А я в Вильнюс, — сказал Валера, когда я упомянул об Одессе. — Там лучшие фотографы в Союзе.
— Как-то не так снимают? — спросил я.
— Конечно, не так, — кивнул Валера. — У них полутона, заснеженная пленка при проявлении, девушки без комплексов. Надо было в вильнюсский университет поступать.
— А как же мольфары?
— А что мольфары? — покосился на меня Валера.
— В Вильнюсе их нет. Кто там тучами повелевает?
— Криво-Кривейто, — подмигнул мне Валера. — Между прочим, ни одного мольфара живьем я не видел. А хотелось бы снять.
— Опасно, — сказал я.
— Всюду опасно, — пожал крутыми плечами Валера. — Здесь тоже полно шайтанов, сам знаешь.