Чёрный ход

В лавке остаются люди: китаец, торговец, преподобный. Последний способен видеть неприкаянные души, слышать их диалог, но это уже не имеет никакого значения. Для Джоша существует только мистер Пирс, один на всём белом, на всём чёрном свете. Кажется, что не они с Пирсом, а все вокруг превратились в бесплотных призраков, заметных лишь для взгляда шансфайтера.

«Готов к чему?» — хочет спросить Джош. Это глупый вопрос, сэр. Это пустая трата времени. Поэтому Джош задаёт другой вопрос:

— С чего начнём, сэр?

Пирс подходит ближе:

— Ну, для начала пожмём друг другу руки. Неплохое начало, вы согласны?

— Просто отличное!

Как со стороны выглядит улыбка Джошуа Редмана? Нет, лучше этого не знать. Джош протягивает руку — и ощущает внезапное сопротивление. Воздух между его ладонью и ладонью мистера Пирса превратился в упругий пудинг из хурмы. Честное слово, пудинг, сэр! Такой Джошу доводилось пробовать в штате Индиана — с гарниром из взбитых сливок.

— Да, — соглашается Пирс. — Это будет непросто, уверяю вас.

Голос Пирса едва различим. Не голос, шелест ветра в листве. Похоже, сил у старика маловато, он больше храбрится, чем что-то может на самом деле. Джош предпринимает новую попытку, Пирс отвечает тем же. Пирсову руку уводит в сторону, но старик перехватывает локоть правой руки ладонью левой, возвращает строптивицу на заданный курс.

Пять дюймов. Четыре.

Сопротивление растёт. Чёртов пудинг уплотняется, превращается в натуральный каучук. Джош давит, Пирс тоже давит. Первое впечатление было обманчивым, вряд ли напор Пирса уступает напору его партнёра.

«Вы почти мы. Мы почти вы. Я и Пирс — пара орлов. Хорошо, пара жалких решек. Два одинаковых полюса магнита. Но мы ещё и люди, верно, сэр? Хотя бы чуточку, а? Как вам монета с двумя орлами, леди и джентльмены из пекла?! Да, это ваше казино, игорный дом злых чудес. У заведения не выиграть, как ни удваивай ставку. Но кто сказал, что мы станем играть честно? По вашим правилам?!»

С рычанием, качнувшись вперёд, словно подрубленное дерево, и подперев правую руку левой по примеру мистера Пирса, Джош продавливает оставшиеся дюймы. В жилах Джошуа Редмана, если у призрака есть жилы, течёт не кровь — крепчайший самогон доктора Беннинга. Хмель бьёт в голову, пьянит злобой, настоянной на упрямстве.

Сколько ни пей, всё будет мало.

Пудинг, каучук, оружейная сталь — как его ни назови, пространство плещет во все стороны, не выдержав напора. Ладонь накрепко влипает в ладонь. Клещами сжимаются пальцы. Двое стоят, судорожно вцепившись друг в друга, переводят дух.

Дýхи переводят дух. Животики от смеха надорвёшь, сэр.

— А теперь, мистер Редман, обнимемся, как добрые друзья.

— Джош, просто Джош.

Шелестят листья под ветром:

— Очень приятно, Джош. Я Бенджамен, для вас Бен.

— Обнимемся, Бен?

— Как добрые друзья. Не забыли?

— А мы и есть друзья.

Пальцы левой, свободной руки Джоша вцепляются в старческое предплечье. Так оно и есть, или это шалит воображение, но предплечье костлявое, хрупкое, настоящее. На своём собственном предплечье Джош ощущает хватку чужих пальцев, сухих и крепких. Две руки, два каната, брошенные тонущим морякам с корабля. Язвы? гной? короста?! Всё это проделки адского переводчика. Обман, мираж. Брезгливость? Отвращение? Призраку ли брезговать другим призраком?!

Воздух исчезает. Возвращается пудинг, каучук, оружейная сталь. Руки переплелись: держатся, тянут, подтягивают. Левую ладонь жжёт огнём, когда Джош, преодолев сопротивление, рывком бросает её на плечо Бена. Мигом позже на плечо Джоша ложится Пирсова ладонь. Она дрожит — воображаемая плоть Джошуа Редмана горячей раскалённой сковороды.

Вы обнимались с костром, сэр?

Дюйм. Ещё дюйм.

Джош что-то видит. Лавку? Пирса? Нет, образы чужие, незнакомые. Какие-то люди, дома, города. Женщина. Постаревшая мисс Шиммер? Вряд ли; наверное, это её мать. Смеётся мальчик в шляпе, сдвинутой на затылок. В прихожей стоят сапоги. Это сапоги разъездного агента. Скачет лошадь. Звучит рояль. Обнимаются двое мужчин. Один хлопает другого по спине.

Почему бы и нет?

* * *

Пустые шкафы. Стойки для винтовок. Гвозди, вбитые в стены. Прилавок, исцарапанный оружием. Коптящее пламя керосиновой лампы. Чашки с остатками холодного чая. Тени на стенах. Далёкие хлопки выстрелов. Отблески в окнах. Всё делается зыбким, тонет в дыму.

Кажется, что отчаянная пальба сбежала с улиц Элмер-Крик и беззвучно явилась собственной персоной, воняя порохом и кровью, в лавку Абрахама Зинника.

Клубы дыма плывут, меняют форму. Теперь это пряди тумана, слоистого и плотного, как сырой войлок. Войлок обугливается, истончается; туман редеет, словно под лучами утреннего солнца.

Солнце в аду? Нет, не бывает.

2 Два тахтона в одном месте

Солнце в аду?

Багровое зарево.