Джон Бест (опять в гражданском) идет по лондонским улицам, явно проверяясь на предмет слежки: неожиданно сворачивает в проходной двор, потом бросает взгляд назад через зажатый в кулаке осколок зеркальца. В конце концов ныряет в неприметный, но респектабельный ресторанчик "Копченый угорь" и, обведя взглядом средней заполненности зал, подсаживается к ожидающему его в уголке Рэли.
В ту же секунду за их столиком, как по волшебству, материализуется третий -- насмешливо улыбающийся Поули:
-- "Где двое или трое собрались во имя мое, там и я среди них"! Не сочтите за богохульство, джентльмены...
Бест ошарашено хватается за рукоятку кинжала, но обнаруживает уже упершееся ему в живот острие стилета:
-- Только без глупостей!..
Рэли же на происходящее взирает скорее благосклонно:
-- Ну, богохульствами нас точно не проймешь, а собрались мы, похоже, и вправду "во имя ваше"... Вы, вероятно, и есть тот самый джентльмен Службы, который "найдет нас там и тогда, когда сочтет это целесообразным"?
-- Он самый, сэр!
-- Кстати, тут недурная кухня. Не хотите заказать что-нибудь... ностальгическое? Пудинг там, или типа того?
-- Помилуйте, -- со смехом отмахивается резидент, -- порой единственное, что всё-таки примиряет меня с Континентом -- это отсутствие там английской кухни, век бы ее не видеть...
-- Ну а как насчет доброго английского эля?
-- А вот это предложение, от которого невозможно отказаться!
Три кружки темного сдвигаются в
--
-- Адмирал, -- приступает Поули, -- поверьте: Служба сейчас делает всё для спасения нашего оперативника, Драматурга; всё, и даже больше.... И -- понимая предмет вашего отдельного беспокойства -- в пыточный подвал он не попадет ни при каких обстоятельствах. Ни при каких -- если вы понимаете, о чем я... Я готов вам в этом поклясться... кстати, а чем следует клясться атеисту?
-- Понятия не имею -- об этом надо спрашивать у атеистов. А мне вполне достаточно вашего слова джентльмена... Так чего вы от нас хотите?
-- Чтоб вы не лезли, куда не просят, и не путались у нас под ногами: хуже нету при тайной операции, чем угодить под дружественный огонь -- уж поверьте... И если вы угробите нам операцию... и Драматурга!.. -- полезши поперед батьки в пекло... Сдается мне, что вам потом будет очень стыдно, Адмирал.
-- Ладно, -- роняет Рэли. -- Можем ли мы вам чем-то помочь?
-- Да, нам могут пригодятся ваши
-- Что ж, парни, -- подымается и Рэли, -- как напутствуют у нас, в Королевском флоте: "Доброго ветра -- Fair winds!"
-- Отличное напутствие, кстати, -- отвечает Поули со
Сцена 6
Паб весьма средней руки, в зале -- людно и накурено. За угловым столиком -- Поули и Скерес, тихий разговор которых не слыхать из-за гомона других посетителей; на столе -- пара кружек эля, из которых едва отхлебнуто. Поули что-то быстро чертит на листке бумаги; камера берет крупный план -- теперь зрителю видна план-схема, с какими-то крестиками и стрелками. Скерес, подавшись вперед, тычет пальцем в одну из стрелок на схеме и отрицательно мотает головой. Поули, сощурившись, что-то прикидывает в уме, потом со вздохом соглашается и, скомкав листок, поджигает его в пепельнице; не глядя, сует монетку подскочившему "на огонек" халдею и тоже склоняется вперед, к Скересу, излагающему тем временем, загибая пальцы, какие-то неслышные за шумом доводы.
Сцена 7
Горящий камин выхватывает из полутьмы низкий столик с пузатой бутылкой и глубокие кресла, в которых устроились, со своими стаканами, Томас Уолсингем и Поули; Одри Уолсингем застыла безмолвным изваянием позади мужа, опершись на его плечо и безотрывно глядя в пламя.
Бегущая строка: "
Уолсингем (ностальгически):
-- Но ты-то ведь еще застал времена, когда Служба базировалась на Сизинг Лейн, наискосок от Тауэра! Тогда
-- Да, только вы-то любовались на Тауэр снаружи, а я-то -- изнутри! -- ухмыляется Поули.
Чокаются. Теплые отсветы камина плавают в неотличимом от них по цвету благородном вискаре. Воплощение покоя и уюта.
Одри осторожно ставит свой стакан на столик: