Думая о причинах мятежа, он иногда склонен был видеть причину всего в извечной крестьянской природе – подай ему все зараз. Царство свободы. Реки молочные с кисельными берегами. А кто их сделает? Ведь их можно было сделать только руками того же мужика. И потребовалось, чтобы проложить эту тропу к молочным рекам с кисельными берегами, новое, еще большее, чем раньше, напряжение, жертвы, самоотречение. А к этому-то он и не подготовлен. Мужику доступен только язык чувств. Но и это объяснение его не устраивало.
А сам он все сделал? Не виноват ли он сам? Собственно, с чего все началось? С приказа об отступлении.
Еще вчера говорили: «Даешь Архангельск. Ни шагу назад». А назавтра – отойти на сотни километров, без боя… И что самое главное – делается это скрытно.
Раньше с мужиком открытый разговор, а сегодня – хитрим. В этом все дело.
И мужик начинает хитрить.
Да, он, Кулаков, понимал, что нельзя отступать, не объяснив массам.
Но почему он не настаивал на этом перед командиром дивизии? Почему согласился? Струсил? Боялся осложнений? Службистом стал.
Да, у командования дивизии могла возникнуть такая мысль – отступать без подготовки населения.
В конце концов, оно подходит к делу чисто по-военному. Но он, как он мог не учитывать массы, народ?
Говорят, что внезапность и сохранение в тайне отступления важно, чтобы не знал противник. Возможно, в военном отношении это и даст выигрыш, хотя трудно предположить, что от противника осталось это в тайне. Ведь разведка работает.
Но почему мы не хотим думать о народе? О конкретном, реальном народе? Ведь когда сам народ с нами – никакой противник не страшен. Та же война на Пинеге показала.
Почему надо хитрить с народом? С кем хитрить? С революцией. Ведь наша сила была в прямоте. В самые трудные периоды революции Ленин говорил правду: страшное положение, смертельная опасность. И это удваивало силы народа, утраивало его энергию. А почему нельзя было сознаться в этом сейчас? Народ бы понял.
Да, вот что главное – утрачено доверие к народу. И между нами и народом стал тотчас же кто-то другой.
Думы эти иссушили Кулакова. Он постарел за несколько дней.
Мы, поднятые народом, привыкли думать, что народ всегда с нами. И эта привычка так вкоренилась, что мы уже перестали, решая тот или иной вопрос, принимать во внимание сам народ.
Мы привыкли думать: мы, выразители народа, мы – это сам народ. И вот оказалось, что это не так.
И еще одно: отступление это ведется в интересах революции, народа. Но что такое народ?
Ведь пинежане, которых мы оставили на растерзание врагу, тоже народ. Как сделать, чтобы малое согласовалось с большим?
Страшная вещь: два года назад он вступил в этот край с горсточкой людей и народ всюду встречал восторженно эту горсточку, которая обрастала как снежный ком.
А сегодня, через два года, тот же народ выступил против него. Он отступает с большим отрядом, но сила этого отряда меньше горсточки тех людей. Что произошло?Красный террор
Сколько было убито на Пинеге? А по всей России?
Сверху предписание – беспощадно, но осмотрительно. Но кто способен разбираться в тонкостях на местах?
Недовольные были устранены, убиты. Оппозиция обезглавлена. Но какие это жертвы! Чем это обернется для будущего?
Не были ли при этом уничтожены наиболее действенные, граждански активные элементы? Вот где нужна была осмотрительность и политическая мудрость!
А урок якобинцев? Террор, развязанный революционерами, обратился против них самих.
Поднявший меч от меча и погибнет.
Да, кто-то должен думать об этом.
А Щенников? Одна разрушительная сила. Сила мести и гнева.Концовка
Едет герой по пинежским деревням – и в каждой кладбище жертв войны.
Мысленный взор его раздвинул стены леса, и перед ним предстала вся страна. И в каждой деревне, в каждом городе – могилы, могилы…
Много полегло народу. Какова-то на их крови всколосится жизнь?К философии романа
17. X. 1958Война на Пинеге