Читаем Чистая книга: незаконченный роман полностью

– Тем хуже. Во-первых, нам нечем взять Пинегу. Нас расхлещет. А во-вторых, даже если бы мы и взяли. Что это меняет, что это дает? Вот ты меня упрекаешь – я не люблю людей. А ты, который любишь, сколько их положат головы? На что мне такая любовь? И нужна ли она им? Они наэлектризованы. Они не думают. Но мы-то с тобой должны думать. Зачем тогда мы?

– Это паника. Неверие в народ. А потом – ни революция, ни одно сражение без жертв не бывает.

– Верно. Но вся задача состоит в том, чтобы сделать эти жертвы как можно меньше. Архангельск и так будет взят. Зачем же наше лихачество? Кому оно нужно?… Революция, Гражданская война и так дорого обошлись нации, стране…

Кудрин помолчал.

– Вот для тебя интеллигенция – враг.

– Я не Щенников.

– Хорошо. Но во всяком случае офицер, воюющий на стороне белых, только враг.

– А как же иначе? Для тебя нет?

– И для меня враг. И я убиваю их. Но это все не так просто. Мы сейчас убиваем не только врагов. Мы убиваем мозг нации. Как с той, так и с другой стороны.

Как бы мы ни смотрели на интеллигенцию (пусть она враг сегодня). Но она и духовное богатство страны. Интеллигенция – это лучшее, что есть в нации. А русская интеллигенция – выстрадана. Она слишком дорого обошлась народу. И революция – трагедия для нации. И так когда-нибудь и с этой стороны посмотрят на нашу современность.

– Значит, щадить беляков. Так?

– Жаль, что ты не понимаешь. Хорошо, подойдем с другой стороны. Во имя чего идет борьба?

– Чтобы людям лучше жилось. Во имя нового и свободного человека.

– Так. А ты уверен, что в будущем появится человек лучше и беззаветнее, чем сейчас?

– Уверен.

– А если нет? А что, если герои революции – это лучшие люди? По крайней мере, всегда так было… История французской революции. Отсюда вывод: надо дорожить людьми.

И может быть, Кудрин едет в штаб на Северную Двину и, вопреки мнению Кулакова, требует отмены наступления.

И Кудрин, быть может, знает: он обречен. Ему враг теперь Кулаков, благодаря которому только и поддерживался авторитет его в войсках. Армейская масса его не терпит.

Пойдет на это. Ценой собственной жизни спасти людей. Вот действительная его любовь.

Так оно и вышло.

Когда в Карпогорах вспыхнул бунт, его из красноармейцев никто не защищает. Убежать? Он мог бы убежать. Но он не делает этого. Раньше всем казалось, что он дорожит собою, мало бывает на позициях. А сейчас он остается, хотя возможность бежать была. И когда пришел к нему красноармеец («побежим, товарищ комбриг»), Кудрин обругал его. И красноармеец лишний раз убедился: правильно говорят, сухарь он безнадежный. Стоит ли спасать такого человека.

Мятежники убивают Кудрина. Это ненужное геройство – он сам знает. Но может быть, хоть с опозданием поймет Кулаков? Ведь все зависит от Кулакова.

И Кулаков понял. Понял, что Кудрин настоящий человек. Что он прав. Что он мальчишка по сравнению с ним. И вот почему так угнетен Кулаков (он понял, что за человек был Кудрин). Вот почему все замечают, как на их глазах меняется Кулаков: нерешительность, подавленность.

И он не разыскивает Кудрина. Нет больше мальчишеского задора. Он думает только о том, чтобы как можно меньше погибло людей. И устремляется вверх по Пинеге.

Кудрин любил народ, но любил не так, как Кулаков. Кулаков восхищался народом, любовался им. И народ восхищался им.

Недостатки в людях? Ерунда. Потом разберемся, потом будем воспитывать себя.

– А не поздно ли будет? – говорит Кудрин.

Кудрин любил народ требовательной любовью, зрячей. Он видел недостатки. И прежде всего боролся с этими недостатками («Придира»), и это не нравилось людям.

Кудрин – трагедия интеллигента, человека, много понявшего, но ничего не могущего сделать. Ибо ход истории, движение масс, взвихренных и поднятых революцией, нельзя остановить.Отступление

Страшная драма комиссара Кулакова.

Мужики, которые еще вчера шли под знаменем революции, сегодня отвернулись от нее. Поддались на уговоры каким-то тупицам? Что случилось? Как это могло произойти? Ведь еще вчера положение казалось прочным, незыблемым. А сегодня все развалилось. Как игрушечный домик.

Таков закон отступления? Или он прохлопал, как кто-то вел работу против советской власти, дрался за мужика? Сегодня мятежники козыряют: хватит, походил Щенников с плеткой.

И почему он не остановил вовремя Щенникова, не пресек его замашки? Ведь видел же, понимал, что это несовместимо с действиями представителя советской власти. И вот сегодня воспользовались мятежники этим. Ах, черт побери, сама советская власть била себя нагайкой. Он думал, контрреволюцию из мужика выбивает, а на самом деле советскую власть из него выбивал.

Ему хотелось бы найти сейчас виновника помимо себя и свалить на него всю вину за мятеж. Но мысль его неизменно возвращалась к себе. Он комиссар. И он что-то прохлопал важное.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза