Если первого месяца было мало, чтобы понять, то последние пять месяцев окончательно все расставили по местам. Наша жизнь была наполнена событиями, пока мы учились сосуществовать вместе: Мэллори в своем извечном хаосе, а я – в помешательстве на чистоте. Каждый час свободного времени Мэллори проводила за творчеством: рисовала, делала наброски, создавала поделки или фотографировала. Она занималась всем и даже продавала свои работы на ремесленных ярмарках штата. Так она планировала скопить денег, чтобы однажды купить магазин, а я помогал ей всем, чем мог. Даже когда она попросила меня попозировать обнаженным для необычной серии черно-белых набросков, которые позже продала на фестивале любовных романов за пятнадцать тысяч.
Что до меня, то я работал на винокурне больше обычного, превратив наш отдел в то, чем всегда его представлял. У нас никогда еще не было забронировано столько экскурсий, и гидов явно не хватало, потому мне предстояло много работы, выясняя, как удовлетворить новые запросы.
И хотя мне нравилось претворять в жизнь наши мечты, больше всего я любил тихие вечера с Мэллори, когда мы лежали на диване, Дали спал между нами, свернувшись в клубочек, мы читали по книге, а на фоне тихо играла музыка. Мне нравилось наклоняться, закрывая ее книгу, целовать, уводить в нашу спальню, где мы занимались любовью.
Мне нравилось делить с ней жизнь.
И я без тени сомнений знал, что хочу делать это до конца жизни.
Мама внесла нарезанный торт и поставила его на середину стола. Потом раздала маленькие бумажные тарелочки, и мои братья-дикари тут же принялись за него, а Мэллори снова села рядом.
– Все в порядке? – спросил я.
Она улыбнулась, развернула салфетку и положила на колени.
– Все в порядке. Она просто угрожала подвесить меня за мой неоновый хвостик, если я когда-нибудь причиню боль ее сыну.
Я побледнел.
– О нет.
– О да, – со смехом заверила меня Мэллори, похлопав по колену. – Но я ее не виню. Мы отлично поговорили, и я рада. Я должна доказать ей, что отличаюсь от своей семьи, и не считаю это несправедливой просьбой. А еще это вызов, который я готова принять, – она наклонилась и быстро клюнула меня в губы. – Тем более ради тебя.
Я ухмыльнулся, сжав ее руку под столом, и в это мгновение мама попросила нашего внимания.
– Пока вы не приступили, – сказала она, шлепнув меня по руке, когда я хотел отправить в рот кусок торта.
– Эй!
– Я бы хотела воспользоваться моментом и кое-что сказать, – продолжила мама. Она сложила перед собой руки, и в вечернем свете, проникающем в дом, ее серебристые волосы отливали медью. – Майкл, сегодня один из важнейших дней в твоей жизни. День, который ты никогда не забудешь, когда закрывается одна дверь и открывается следующая. И куда бы ни завела тебя жизнь, хочу, чтобы ты всегда знал, что у тебя есть дом, куда ты можешь вернуться, и семья, которая тебя очень сильно любит.
– Верно! – воскликнул Джордан и поднял бокал.
Остальные последовали его примеру.
– За Майкла, – сказала мама со слезами на глазах. – За нашего мальчика, который уже стал взрослым.
Мы зааплодировали и засвистели, сделав по глотку, а потом приступили к торту. Майки встал и крепко обнял маму, а когда все сели, встал Ноа. Казалось, он нервничает, и, поняв, что он так и не притронулся к торту, я прищурился, переводя взгляд с него на этот самый кусок.
– Ну, раз уж сегодня все собрались, – сказал он, прочищая горло. – Я хотел, чтобы вы знали, что у нас есть еще один повод для праздника.
За столом воцарилась тишина, и мы все поняли еще до того, как он произнес следующие слова.
Он взял Руби Грейс за руку, и, когда она встала рядом с ним, мы впервые заметили кольцо у нее на пальце.
– Вчера я попросил Руби Грейс стать моей женой, – сказал он, счастливо улыбаясь рыжеволосой красавице. – И она согласилась.
Бетти вскочила первой и крепко обняла Руби Грейс, зачем-то продолжая рассказывать о Ричарде Гире. Мама теперь плакала по-настоящему, встав, чтобы обнять Ноа. Мы все по очереди обняли обручившихся и поздравили их.
– Какой волнующий день, – вытирая салфеткой глаза, сказала мама, как только мы снова сели. Она рассмеялась, когда Джордан протянул ей свою салфетку. – Я совсем расклеилась.
– С четырьмя-то парнями вы должны были это предвидеть, – сказала Кайли.
Мама усмехнулась.
– Да, наверное.
Кайли была совсем крохой – ростом, может, метр пятьдесят пять, да и то на каблуках. У нее были длинные темно-каштановые волосы и лицо типичной соседки. Когда мы были моложе, она всегда казалась нам своим парнем. Я вспомнил, как она играла с нами в облаву на заднем дворе, и отчетливо запомнил, как она выбила Майки зуб, когда он сказал то, что ей не понравилось. Однако теперь они с Майки выглядели так, словно находились в переходном периоде – еще не мужчина и не женщина, но уже далеко и не мальчик и соседская девчонка.
Заметив, как они выросли, я почувствовал, как заныло в груди.
Этой весной она чаще бывала у нас, пытаясь помочь Майки взломать жесткий диск. Но, видимо, он был зашифрован лучше, чем мы рассчитывали, и Кайли сказала, что сможет, но понадобится время.