Чистильщик

Пугало. Абсолютная безнаказанность. Его передернуло.

— Мы правда не хотели никого беспокоить, — сказал он как можно мягче. — И мы уже уходим.

— Я еще хотел тебе слона показать, — уперся Кнуд.

Эрик вздохнул.

— Слон спит. Днем покажешь.

— Откуда ты… — он глянул на Эрика, потом на девушку. Посерьезнел на миг. Снова дурашливо улыбнулся. — Тогда и мы пошли спать. Можете не провожать, госпожа, я знаю, где тут ворота.

Он подхватил Эрика под руку и повлек прочь.

Из сторожки у ворот высунулся человек, начал что-то говорить. Кнуд, не слушая, махнул рукой, и сторожа внесло обратно, дверь захлопнулись, проскрежетал засов.

— Вот так. Чтобы не шумел.

Ворота распахнулись и закрылись за спиной. Эрик обернулся.

— Скажи, а что нам мешало пройти сюда точно так же? Днем — понятно, людей слишком много. Но ты же не знал, что и ночью тут дежурят одаренные?

Кнуд застыл, вытаращив глаза. Захохотал, едва не сложившись вдвое, вцепился в чугунную виньетку, словно только так и мог удержаться на ногах.

— Не подумал… — простонал он.

Эрик тоже заржал, сложившись рядом. Смех гулким эхом разносился по улице, и посмотри на них кто со стороны, наверняка бы решил, что парни изрядно перебрали и веселятся без повода. Но им было все равно.

Отсмеявшись, Эрик в очередной раз приложился к фляге и разочарованно замычал: внутри осталось едва ли на полглотка. Он потряс — пусто.

— Все? — спросил Кнуд.

— Все. — Эрик еще раз тряхнул фляжку, ловя языком последнюю каплю. — Да там и было-то…

— Жаль.

Действительно жаль. Он бы побродил еще, время от времени прихлебывая, так, чтобы оставаться навеселе, но и не напиваться до бесчувствия. Тем более, что на университет они еще не посмотрели, и королевский дворец…

— А я собирался сходить в русалочий лес.

— Русалок не бывает. — Эрик завинтил пробку.

— Ты и про единорога так же говорил.

— Это неправильный единорог. Рог не во лбу, и сам здоровенный, а должен быть маленький, с козленка.

— Не знал, что сказки кому-то что-то должны, — фыркнул Кнуд. — Но я хочу посмотреть на русалок, раз уж до сих пор не довелось. И не только посмотреть.

— Охальник, — рассмеялся Эрик. — Русалок не бывает.

— Заладил: не бывает, да не бывает. Спорим?

Эрик поморщился:

— Тебя Альмод покусал, что споришь без повода?

— Нет, просто интересно стало, как ты станешь выкручиваться.

— Доказывая, что чего-то нет? Я на такое не велся курса с третьего.

— Вот же зануда, — покачал головой Кнуд. — А вдруг они просто хорошо прячутся?

— Главное, чтобы не вышло как с единорогом…

Кнуд засмеялся:

— Да, вынырнет такое, что не только не посмотреть, а и не убежать… Тогда возвращаемся?

Возвращаться не хотелось. Хотелось бродить по улицам и болтать обо всякой ерунде, не вспоминая, почему они выбрались в город вместо того, чтобы спать.

— Здесь можно раздобыть еще выпивки? — поинтересовался Эрик. — Кроме нашей таверны, потому что обратно я пока не хочу.

Кнуд задумался.

— В городе — нет. В четверти лиги от ворот есть почтовая станция. Туда пускают и ночью.

Но Ингрид сказала — за стены ни ногой, а она не из тех, кто будет мести языком просто так. Она вообще была на удивление немногословна.

— Не знаешь, почему нельзя выходить за ворота? Даже в пригород?

Кнуд помотал головой. Хитро улыбнулся:

— А как узнают, что мы выходили, если ночью все спят, а к утру мы будем на месте?

Эрик заколебался. Не то, чтобы он никогда не нарушал запретов сознательно, но обычно знал, зачем он это делает и что грозит, если попадется. Наконец, хмельной кураж взял верх над благоразумием. И в самом деле: кто узнает и как, если они вернутся еще до утра?

— Покажешь?

Сам он сейчас идти куда-то один не рискнул бы — слишком легко заблудиться в паутине узких извилистых улиц, таких одинаковых в лунном серебре. Он бы, пожалуй, не сообразил бы даже, в каком направлении искать особняк чистильщиков, не то, что ворота.

— Тоже не хочешь обратно? — спросил Кнуд.

— Не хочу.

Он вообще не хотел бы возвращаться — никогда. Но кто спрашивал, чего он хочет на самом деле? Так пусть сегодняшняя ночь будет его маленьким бунтом.

Стражники у ворот пропустили их, лишь глянув на перстень Кнуда. Трактир на станции действительно работал, но внутри чадили факелы и пахло перекаленым жиром, так что задерживаться они не стали. Эрик сам не понял, почему все же согласился топать целую лигу до русалочьего леса. По слухам, сто лет назад в реке, что текла в том самом лесу, утопилась жена лорда, на чьих землях стоял город, тогда еще не столица; столицей он стал четверть века спустя, когда прежняя исчезла и на ее месте раскинулась стеклянная пустыня.

Почему несчастная женщина решила свести счеты с жизнью, Кнуд толком не знал: одни говорили, что у мужа был слишком крутой нрав, другие, что тот застал в собственной постели соперника. Как бы то ни было, за прошедший век после той дамы в реке утопилось еще с полдюжины девиц, и по ночам из рощи слышался то плач, то смех, а то и песни, и те, кто ходил туда за грибами-ягодами, старались вернуться засветло. Те же, кто не успевал, часто не возвращались никогда.