Чистильщики пустошей

      Эти мысли настолько забили ему голову, что он не обращал внимания ни на что вокруг, забыв про то, что ему было сказано на инструктаже утром. И даже перестал обращать внимание на обеих особ женского пола, на которых утром готов был смотреть без остановки. А они, тем временем, шли бок о бок, и о чём-то тихо разговаривали. Когда же Енот очнулся от тягостных размышлений о своей нелёгкой доле, и решил поравняться с ними, то услышал только обсуждение какого-то Чунга-Чанги. Кто это был такой ему ещё не было известно, и, соответственно, абсолютно неинтересно. И всё же, на какой-то момент ему показалось, что перед этим в их разговоре промелькнуло упоминание его собственного имени и Солёного. Хотя, может быть, всё это ему и показалось.

      А дверь заведения Боровика, носившее гордое имя салуна и название "Белая дикая лошадь", уже показалась впереди. Двухэтажный кирпичный дом, в котором оно находилось, стоял на самом перекрёстке Тополиной и Третьей улиц. Третья, бывшая одной из самых первых в городе, уходила в его старую часть. Глядя на неё, Енот тихо вздохнул. Совсем недавно он жил там, только на Пятой, со своей семьёй. После их смерти ему пришлось отдать дом за долги, которые начал трясти с него Тарантул, местный ростовщик, к которому матери пришлось влезть в кабалу после смерти отца.

      Файри толкнула невысокую дверцу, сколоченную из грубо обструганных рубанком досок-горбылей, и первой вошла внутрь. Енот шагнул следом за Медовой, окунулся в густую смесь запахов, оглянулся, и понял, что его самые плохие предположения запросто смогут сбыться.

      Почти все столы внутри большого прямоугольного помещения были заняты. И если в углу, бывшем самым ближним к двери, сидели обычные горожане, то остальные занимали горняки. Их было видно сразу: бледные лица, отстиранные комбинезоны, ставшие их второй кожей, и грубые ботинки на ногах. Хриплые и пьяные голоса, дым коромыслом и большое количество бутылок на столах. Прислуга у Боровика уже давно состояла из молодых парней, чтобы снизить варианты пьяных домогательств, стриптизёрши работали лишь вечером. Этот пункт по времени был введён недавно, согласно одного из распоряжений мэра, добивающегося хотя бы вида соблюдения нравственности, как того требовали предписания из пяти городов. Стоит ли говорить, что появление их троицы, и в первую очередь Файри, застегнувшей лишь две самых нижних клёпки, сразу же привлекло внимание?

      Женщина окинула взглядом помещение, выискивая свободный стол. Еноту захотелось скрестить пальцы в надежде на то, что она выберет один из вроде бы освобождавшихся столов у входа. Не выгорело. Проигнорировав пьяные, липкие и жадные взгляды, она проследовала в самый центр зала, где было свободное место. Медовая тронулась за ней, стараясь держаться также независимо. Но парень уже успел заметить, что она чуть согнула правую руку, готовясь одним движением выхватить пистолет из кобуры. Когда она расстегнула лямку, державшую его, Енот не заметил. Сам он запоздало подумал, ловя на себе оценивающие взгляды, что стоило сделать такую же вещь ещё на улице. Раз уж не получилось отговорить чистильщицу от захода в салун. Теперь, скорее всего, придётся расхлёбывать неприятности.

      К ним с трудом подошёл официант, молодой парнишка, возраста Енота. С трудом, потому что большинство сидевших за соседними столами уже развернулись, откровенно разглядывая обеих женщин и игнорируя как факт присутствия солдата городской стражи, так и наличие двух пистолетов на троих. Уровень градуса алкоголя, судя по блестящим голосам и восхищённому мату в адрес Файри и чуть менее восхищённому, обращённому к Медовой, был заметен без вооружённого взгляда.

      - Вот это сиськи, Борода!

      - Да, чё сиськи, ты корму видел?

      - Ага, за неё бы подержаться, как следует, а, Носач?!

      - А вторая тощенькая, как коленка у Лома...

      - И чё? Такие, знаш, как подмахивают?

      И так далее. Енот почувствовал, как кроме страха перед этими бородатыми "хозяевами" города, ошалевших за месяц работы в шахтах, в нём начала пульсировать злость. Он поднял покрасневшее лицо на Медовую, и увидел сдвинувшиеся тонкие брови и побелевшие от ярости губы. А вот Файри сидела абсолютно невозмутимо, иронично поглядывая вокруг и покачивая носком сапога из стороны в сторону. Официант нагнулся к ней, но что она говорила, было неслышно за поднявшимся гамом.

      Действия горняков начались даже до того, как им принесли поесть. Сперва - у них на столе возникли три стеклянных стакана и чуть пыльная глиняная бутыль. И лишь когда пробка туго и со скрипом вышла из горлышка, и в стаканы потекло красное вино, привезённое откуда-то с юга и бывшее очень дорогим, лишь тогда первый бородач решил начать подойти.

      Тощий и длинный, с мешком висящем на нём комбинезоне, он подошёл к столу. Ногой подвинул свободный стул и плюхнулся на него, оказавшись между Файри и Медовой:

      - Значитца, здравствуйте, красавицы.

      - И тебе не хворать. - Файри подняла бокал и чуть отпила, проведя языком по верхней губе, слизывая каплю. Шахтёр прокашлялся и продолжил: