Чистильщики пустошей

      - Мы, значитца, тута с ребятами сидим. Скушно нам, значитца, без ба... э-э-э, дам.

      - Ну, так валите с ребятами домой. - Неожиданно посоветовала ему Медовая, чуть сморщив тонкий нос. - К жёнам с детьми. Небось заждались вас, пока смена была. И нечего в кабаке штаны просиживать, и зарплату пропивать.

      - Чо?! - Бородач повернулся к ней и неожиданно загоготал, подмигнув товарищам. - Ишь, какая нахальная-то, ага, ребята? Слышь, красотка, ты, значитца, раз такая умная, то мож сама поймёшь почему мы здесь, а?

      И приобнял девушка свободной рукой. Енот дёрнулся к кобуре, и почувствовал, как запястье как будто зажали в тиски. Посмотрел вниз и увидел мощную лапищу, сжавшую её, почуял перегар, идущий из-за спины и понял, что он есть никто иной как полный лопух и говнарь. Потому что то, что сейчас начнётся, в лучшем случае прервёт вызванный Боровиком патруль. В худшем...про него думать не хотелось. И тут начала действовать Файри.

      Её ладонь неожиданно хватает густую бороду лопатой и с силой дёргает вниз. Вторая ладонь, оказавшаяся на затылке шахтёра, добавляет ускорения. Раздаётся глухой стук и треск, что-то булькает. Женщина отпускает бородача, и тот медленно заваливаеся назад, мелькнув кровавой маской лица со сломанным носом. Ещё один стук, только от затылка, ударившегося об пол. Повисшее молчание. Изумлённые и выпученные глаза на лицах у товарищей упавшего.

      Медовая вскидывает руку с матово блеснувшим чёрным стволом, и упирает его прямо в лоб того, кто стоит за спиной у Енота. Он чувствует, как тиски на его запястье разжимаются, вскакивает, торопясь развернуться лицом к жарко дышащей стае позади.

      Язычок пряжки кобуры никак не хочет расстёгиваться. Медовая водит стволом из стороны в сторону, медленно отступая к стойке. Выход закрыт тесной толпой разом вставших горняков. Файри, поднявшая руки в бойцовской стойке, внимательно следит за ними. Енот отступает следом за ними, стараясь почувствовать спиной твёрдую поверхность стойки, чтобы хоть как-то обезопасить тыл и продержаться до появления стражи. То, что сейчас их будут стараться убить, ясно как божий день.

      "Ну, зачем я сказал именно про этот салун? - мелькает мысль". Время сначала сжимается, а потом разворачивается пружиной, свободной от любых замков, летит, как пуля из ствола и течёт как песок в часах. Одновременно и молниеносно и медленно.

      Бородатая толпа сдвигается всё плотнее. В мозолистых ладонях отломанные ножки стульев, ощетинившиеся гвоздями, отбитые горлышки бутылок, торчащие розочками, кустарного вида "блуды", с остро блестящими гранями лезвий. Им уже наплевать на то, что будет, потому что один из них лежит на полу, в луже собственной крови. Которую пролила вот эта наглая девка, с буферами, торчащими из выпендрёжной кожанки. И какая разница, что она с пацаном из патруля? Они хозяева города, его кормильцы и поильцы, и если не убьют, так покалечат за друга, с которым вместе дышали угольной и каменной пылью в забоях. С которым выпита не одна бутыль и оттрахано немало местных поблядушек. За него - нужно сейчас превратить эту троицу в кровавую квашню. Пистолеты? Да что там, ну одного, ну двух. А потом бутылки попадут стрелкам в головы, толпа навалится и всё, там уже можно будет просто месить безвольные тела ногами. Хотя месить, наверное, они будут именно тощую нахалку с косичками и придурка в форме.

      Сисястую девку толпа хочет забрать с собой. Попользовать где-нибудь в одном из тёмных переулков, а уж потом разобраться, забив ногой ту самую глиняную бутылку ей в...

      Всё это на лицах, перекошенных от невыпущенной злобы, накопившейся усталости и безумного страха, который так силен под землёй. Всё это в глазах, налившихся кровью, видевших то, как лежат изломанными чучелами тела тех, кто погиб в забоях, пока здесь такие вот малолетки патрульные трахают наглых баб в кожаных костюмах. Всё это на языках и губах, сейчас орущих матюг за матюгом, подзадоривающих друг друга и заставляющих кого-то сделать первый шаг, наплевав на кусок свинца в стальной оболочке, который получит первый.

      Енот видит, что позади основной массы стоит три шахтёра, которые сейчас орут громче всех, заставляя эту озверевшую толпу делать то, что сейчас должно произойти.

      Всего три человека, которые командуют теми, кто уже не понимает, что сейчас начнётся стрельба, и салуне будет пахнуть не только спиртом, табаком и кухней. Что в воздухе сначала запахнет сгоревшим порохом, а чуть позже терпким запахом крови. Толпе уже наплевать на это, а те трое, её вожаки, умело подстёгивают её.

      И ещё он видит, как белеют костяшки на пальцах Медовой, сейчас выставившей пистолет прямо перед собой и водящей им из стороны в сторону. Понимает, что кинется вперёд, стараясь загородить эту смешливую девчонку, чтобы она хотя бы попыталась убежать. И осознаёт, что она останется здесь, отстрелявшись до последнего патрона, пытаясь вбить маленький твёрдый кулачок в чьё-то оскалившееся лицо с веником бороды. И наверняка будет потом лежать, неузнаваемая и превращённая в кровавую сломанную куклу.