Чисто английское убийство

Историк был слишком хорошо осведомлен об английских традициях, чтобы удивляться тому, что его сотрапезник предпочитал завтракать, ни единым словом или знаком не подавая вида, что он за столом не один. Тем не менее, царящее за едой молчание становилось более гнетущим, чем обычно. Он принялся размышлять о том, почему этот завтрак казался ему более мрачным, чем все прочие проходившие в молчании завтраки, случавшиеся у него в прошлом. Может быть, думал он, дело в отсутствии газет, которыми можно было отгораживаться от сотрапезника? Или виной тому сверхъестественная неподвижность пустынного мира за стенами дома? Или на него так подействовали события предшествующей ночи и осознание того, что за этой дверью, всего в нескольких ярдах от него, лежит тело убитого мужчины? Каким бы ни был ответ, ему было интересно, ощущает ли это напряжение и сэр Джулиус, внешне полностью сосредоточенный на еде.

Через некоторое время Джулиус дал ему ответ. Когда уже казалось, что тишину так ничто и не нарушит, он на мгновение перестал намазывать тост маслом, сурово посмотрел через стол, откашлялся и обвинительным тоном произнес:

– Доктор Боттвинк, вы – иностранец.

– Вынужден признать, что это так, – с полнейшей серьезностью ответил историк.

– И вы, естественно, не вполне знакомы с нашими привычками, обычаями и образом жизни.

– Совершенно верно. Я даже могу сказать, что, хоть я и прожил в этой стране несколько лет, и даже отважился написать о ней пару книг, я все еще удивляюсь своему невежеству в трех упомянутых вами областях. Полагаю, это три отдельные темы? – добавил он. – Мои познания столь туманны, что, будь я предоставлен самому себе, я бы счел три этих слова синонимами.

Джулиус нахмурился. Этот упрямый чужак как-то слишком уж умничал.

– Дело не в этом, – сурово ответил он. – Я хочу, чтобы вы ясно понимали вот что: это… хм… прискорбное происшествие, свидетелями которого мы стали прошлой ночью, ни в коем случае не типично для английского образа жизни. На самом деле, я считаю, что было бы справедливо описать его как совершенно не-английское. Мне особенно мучительно от мысли, что иностранцу случилось присутствовать при подобном событии. Меньше всего на свете мне хотелось бы, чтобы вы вообразили, будто этот вопиющий случай является чем-то совершенно заурядным. Это не так.

– Да, в самом деле, – пробормотал доктор Боттвинк. – Даже погода, как уверяет Бриггс, стоит феноменальная.

– Я говорю не о погоде, сэр! – рявкнул Джулиус.

– Прошу прощения. Мое замечание было непростительно легкомысленным. Могу я сра– зу добавить, что очень ценю ваше беспокойство на мой счет? Уверяю вас, я вполне понимаю: то, чему я имел несчастье стать свидетелем прошлой ночью, вовсе не является событием, которого можно ожидать в английском доме в обычной жизни; особенно, – добавил он с легким поклоном, – в такое время, когда вся страна наслаждается правлением столь прогрессивного кабинета.

– Не понимаю, при чем тут правительство, членом которого я имею честь быть, – проворчал сэр Джулиус.

– Именно так! То есть это, конечно, моя точка зрения. Случись нечто подобное в менее привилегированных странах, можно было бы ожидать, что событие будет иметь политическую окраску, и даже политические последствия. Но, возможно, мне не следовало это говорить. Должно быть, смерть наследника вашего кузена в некоторой степени повлияет на ваше собственное положение, сэр Джулиус.

Сэр Джулиус сильно покраснел.

– Я бы предпочел это не обсуждать, – сказал он.

– Естественно. Хотя обсуждения этой темы вряд ли удастся избежать – рано или поздно оно состоится. Я лишь хотел сказать, что с чисто эгоистической точки зрения – если мне позволено будет гипотетически предположить в вас эгоизм – вы, возможно, сочтете не такой уж неудачей то, что среди свидетелей этой трагедии оказался никому не известный чужестранец.

К этому времени Джулиус уже явно пожалел, что решил затеять с доктором Боттвинком разговор за завтраком. Дай только этому парню заговорить, и остановить его уже невозможно. И говорил он, словно был книжкой, а не человеком. Терпеть это в такое раннее время было выше его сил. Однако Джулиусу претила не только манера историка вести беседу – по его мнению, решительно неприятной становилась и тема этой беседы.

– Не знаю, о чем вы говорите, – пробормотал он тоном, который явственно давал понять, что обсуждение окончено. Однако доктор Боттвинк явно не уловил намека.