Ни одна из этих деталей в официальные бумаги не попала. История о том, как все на свете прошляпили полицейские, запертые по соседству с помещением, откуда пропала улика, выплыла уже по окончании официального, так ни к чему и не пришедшего следствия. Тогда местные жители, собравшись в зале Общества трезвенников и пытаясь самолично разобраться в деле, предприняли собственное расследование.
Так как власти продемонстрировали полную свою беспомощность, местная община наняла и привлекла к расследованию знаменитого Джека Уичера, члена созданной восемнадцатью годами раньше особой команды из восьми детективов Скотленд-Ярда. Уичер предположил, но не смог доказать, что убийство совершила Констанс, угрюмая мужеподобная девочка-подросток, ранее не раз сбегавшая из дома в мужском платье и жаловавшаяся друзьям, что домашние жестоко обращаются с ней. По общему мнению, ей «не хватало деликатности обхождения», и не вызывало сомнений, что она всячески стремится к самостоятельности.
В округе многие жалели Констанс, но в собственной семье жалости к ней никто не проявил. Несмотря на крах попытки мистера Уичера возбудить дело против главной подозреваемой, на следующий год друг мистера Кента выпустил книгу, где прямо обвинил в преступлении Констанс, дочь полоумной матери. «Именно среди женщин, – так начиналось это обвинение, – поэты и моралисты ищут и находят частые и вопиющие примеры жестокой мести».
Пять лет спустя точку зрения Уичера подтвердила сама Констанс, сознавшаяся в преступлении. Но в своей недавней книге об убийстве в усадьбе Роуд-Хилл-Хаус Кейт Саммерскейл возражает против такого утверждения, доказывая, что Констанс всего лишь соучастница, которая признанием своим, возможно, покрывала любимого брата Уильяма. Ее объединяла с ним общая нелюбовь ко второй семье отца, отношения с которой и заставили их с Уильямом превратиться в подобие злобных кукушат в чужом гнезде.
После того как выдохлось, так ни к чему и не приведя, официальное расследование, семейство Кент оставили в покое – никакого решения загадки о том, что произошло, пока все спали, не нашлось. Память о сыне Кенты почтили памятником на его могиле, который и до сих пор можно видеть на погосте возле церкви Святого Фомы в уилтширском Ист-Коулстоне. Эпитафия дерзко заявляет о том, что усопший был «жестоко убит» и что убийца его вряд ли будет найден:
ОТЫЩЕТ ЛИ ЕГО ГОСПОДЬ, ВСЕ ВЕДАЮЩИЙ В СЕРДЦАХ НАШИХ?
Огромные усилия, призванные распутать этот убийственный клубок, продолжали предприниматься, способствуя появлению в обществе безумного увлечения –
Не один Коллинз считал этот интерес нездоровым и в то же время приятным. «Красивое убийство, которое так и не сумели раскрыть, доставляет мне удовольствие, – признается персонаж опубликованного в 1859 году романа, выражая тем самым чувства многих британцев Викторианской эпохи. – Конечно, это выглядит ужасно, но, узнав о подобном, я испытываю радость». Убийство в Роуд-Хилл-Хаусе бросало вызов всем подверженным этой страсти, став для них, благодаря живучести неразгаданной тайны, пробным камнем детективного расследования. В результате, как писал в 1861 году один обозреватель, «все заболели манией подозрительности».
Свидетельство того, что в 1860-х годах Британию поразила сыскная лихорадка, можно обнаружить в Национальном архиве. Оно заключается в пухлых стопках писем, отправленных обычными гражданами за период расследования убийства в Роуд-Хилл-Хаусе в полицию и Министерство внутренних дел. В каждом из них содержится разгадка тайны, предложенная автором письма.
Благодаря полным и детальным описаниям места действия, а также напечатанным в газетах расшифровкам стенограмм с допросами, все эти самозваные сыщики были куда лучше осведомлены о ходе расследования, чем, окажись на их месте, мы в настоящее время. Одной из привлекательнейших черт тайны убийства в Роуд-Хилл-Хаусе стал окутавший его флер мнимой простоты, искушавший каждого поверить в то, что стоит потратить некоторое время и хорошенько взвесить и оценить все свидетельства, как тайна раскроется сама собой.