Читаем Чисто британское убийство. Удивительная история национальной одержимости полностью

Бедняге Уичеру пришлось прочесть каждое из этих откровений и дать письменную оценку каждому из предложений. Письма диванных сыщиков анализировались со всей серьезностью. Славшие их люди не до конца доверяли полиции, считая, что работу свою эти горе-профессионалы выполняют неважно, – в этом мнении их укрепило и шедшее через пень-колоду расследование. Однако на свои письма они ожидали ответа.

«Полагаю, что мне удастся шаг за шагом проследить весь путь преступника к страшному его злодеянию, – писала дама с лондонской Вестбурн-Гроув. – Убийство совершил брат Уильяма Натта [местного жителя], пасынок прачки миссис Холли». И это лишь одно письмо из массы подобных. Мистер Уичер, по-видимому, отвечал на каждое: нет, он не считает, что в данном случае применялся хлороформ, так как следов этого вещества в организме убитого не обнаружено. Да, возможность любовной связи хозяина дома с нянькой он учитывает.

Давая мне интервью и отвечая на вопрос об этих письмах, автор бестселлера «Подозрения мистера Уичера» Кейт Саммерскейл указала на любопытную закономерность: самым частым предположением доморощенных детективов была теория адюльтера – связи Сэмюэла Кента с жившей в его доме нянькой (мог же он раньше крутить роман с гувернанткой детей, прежде чем женился на ней! Тут же возникала мысль, что погибший мальчик, должно быть, невольно подсмотрел нечто, чего видеть ему не следовало, за что и поплатился – его заставили навеки замолчать, чтобы тайна не выплыла наружу.

Даже в наши дни викторианцам нередко приписывают – на поверку лицемерное – нежелание выставлять напоказ свой сексуальный опыт, продиктованное особенностью их домашнего уклада, где главы почтенных семейств ведут двойную жизнь, а женщины страдают и молчат. Историки немало потрудились, чтобы разрушить этот миф, и уж точно могут привести убедительные доводы, смягчающие грубую прямолинейность такого взгляда. И все же, как считает Кейт Саммерскейл, авторы писем мистеру Уичеру, анализируя отношения в доме убитого мальчика, строили именно эту, самую неприятную из всех грязную конструкцию. Клише живет и продолжает владеть умами, потому что оно – сила. Незнакомцы, писавшие эти письма, убеждают нас в том, что стереотипный и распространенный поныне взгляд на Викторианскую эпоху во многом отражает взгляд викторианцев на самих себя. Зараженные «сыскной лихорадкой» предполагали худшее, не доверяли никому и рылись в грязи. Не стоит удивляться укоренившимся в средних слоях общества страхам и недоверию профессиональным детективам, столь очевидным даже тогда, когда обществу приходилось с неохотой признавать достижения профессионалов, а то и восхищаться ими.

Как сказывалось это на профессиональных детективах вроде Джека Уичера? Подобно его коллеге инспектору Филду из сыскного отделения Лондонской полиции, по происхождению он к сливкам общества отнюдь не принадлежал, был сыном садовника и до вступления в ряды полицейских успел поработать на фабрике. Низкое происхождение Уичера также давало обитателям Роуд-Хилл-Хауса основание относиться к нему с недоверием.

Как и Филд, служа в полиции, Уичер сумел выдвинуться благодаря своему уму. В среде литераторов и журналистов он пользовался большим уважением. Диккенс писал о выражении «спокойной сдержанности и задумчивости на его лице, как будто он всегда погружен в какие-то математические выкладки». Другой литератор без обиняков окрестил его «человеком-тайной». В то время, когда его командировали в Роуд-Хилл-Хаус, он считался лучшим и, разумеется, самым прославленным из детективов особого подразделения. Но крах его попытки возложить вину за убийство непременно на Констанс Кент серьезно повредил его репутации. Множество писем в Национальном архиве содержат критику Уичера – его обвиняют в неумении сложить все детали головоломки, в недостаточной утонченности его метода и даже в низком происхождении.

Своими очерками и романами Диккенс многое сделал для поддержания репутации полицейских следователей. Но неудача, постигшая Джека Уичера в Роуд-Хилл-Хаусе, его публичное унижение растоптали эту репутацию, низвергнув с пьедестала авторитет профессионалов. Этому способствовал и разразившийся в 1877 году скандал, когда многие детективы оказались замешанными в неприятной истории с рэкетом на скачках, которую они расследовали.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология