Чистота сердечных сокращений

– Копать начнут, пойду к бабкам. У одной покопаю, у другой, глядишь, и нам заработаю... – Он придавил окурок и поднялся. Посмотреть, что в саду. Подсобрать, может, яблочков... Забор подновить.

На родник, к речке, надо – колодца-то нет...

Как-то раз проведала новосельцев Елизавета Корина – привезла пару гусей и старое драповое пальто.

– Ну, божьи люди... живёте, стало быть... Я вам вот – на хозяйство. Этого крикуна Едик зовите, а её, лебедь белую, Еда. Слухастые, с речки слышут. На днях привезу зернеца... А это – пальто моё... Я в нём в район ездила, когда в председателях ходила. Теперь велико, бери. Зимой спасибо скажешь: ему ни мороз, ни ветер.

...Выпивши, Аркадий грустнел. Подолгу глядел мимо неё в пустое окно.

– Поехать куда...

Александра тихо целовала в худой висок, утишая его тоску:

– Щемит?

– Осень… – он по-ребячьи тёр слезу, но, видя её печаль, бодро добавлял: – Пойду на речку. Наужу чего… Придёшь – а дома уха. И я… на лавке.

...Однажды не выдержал.

Жадно вдыхая креозотный запах шпал, Аркадий бездумно слонялся по перрону. Мимо проносились поезда, пели под колёсами рельсы. Поезда летели куда-то, возвращая память в бесконечные скитания, слившиеся в нём в одно, долгое.

Деревня, Александра остались далеко.

В бутылке кончилось. Аркадий прилёг и тут же забыл окружающий мир. В тусклом свете фонаря к спящему подошли. Долго разглядывали наколки, шарили. Не найдя ничего, сбросили наземь и, пьяно ухая, беззлобно били ногами.

…Она разыскала его, полуживого, с отбитым нутром.

Как добиралась по бездорожью? Не иначе – на крыльях, что вырастают при сильной надобности…

Выходила опять.

Стали жить. В ладу и покое.

Доходягу Аркадия в деревне, можно сказать, признали, не сторонились. Помогали кто чем, по бедности хозяйства и слабости здоровья.

На Покров был с проверкой участковый. Не пожалел себя и мотоцикл бить: служба. Опросил соседей, Елизавету Корину... Удостоверился – живут людьми. В странствия никто не бежит, общественный порядок не нарушает. Велел соблюдать: в койке ли, на печи – не курить. Чтобы, значит... А на воздухе. Окурки как источник вероятного... не дай бог, – топить в нужном месте, в нужнике, то-есть.

Вытирая с ранней лысины капли служебного пота, лейтенант в недоумении оглядывался на хозяйку – когда же?.. Аркадий, скучно глядя в пол, – не терпел он милицейских – сохранял нейтралитет в вопросе. Но участковый не зря ел свой хлеб. Разруливая ситуацию в верном направлении, он достал из планшета два новеньких паспорта:

– Чуть не забыл... Гражданство... регистрация... – и небрежно шлёпнув их на стол, по-хозяйски расставил локти: – Надо бы...

...Скоро из култыгинского дома заслышалась неместная песня:

Один палка, два струна

Я бродяга вся страна...

В середине зимы Аркадий слёг. Вспотел на морозе, дрова коловши, обдало под распахнутой телогрейкой. Почки отбитые…

– Не возись больше... – просил он в ночном жару. – Помру...

– И не думай! Встанешь. Горяченького с клюквой… на спиртику… И как рукой!

Под утро, обессилев от жара, он заснул. Наскоро одевшись, Александра выскочила из дому и побежала, оступаясь в темноте, по снежной тропке.

– И не думай!.. Не бывать этому... – приговаривала она, утирая слёзы. – Баб Лиз, скажу, помоги, голубонька! Нельзя мне без него. Спаси, за ради бога! А я за тебя, Лизавета Григорьевна, всю жизнь молиться буду. Вот научусь и буду...

Октябрь 2009 г. – апрель 2010 г.

В ДЕРЕВНЕ

Сожитель и нахлебник, рыжий кот Ефим – инвалид по зрению и опорно-двигательному аппарату. Мышей не ловит – в буквальном смысле. Артемий Иванович кормит его тем, что ест сам: килькой в томате, из расчёта – банка в день. Себе он сдабривает морским деликатесом отваренные рожки – преимущественно для цвета (больно уж они серы) и запаха, – Ефиму подает с хлебом, перемешав так, чтоб он, хитрец и пройдоха, ел, не разбирая.

Это – утром, при двухразовом питании. В обед, оно же и ужин, оба едят, как правило, варево из бульонных кубиков. Кот наловчился лакать по-собачьи и хлебает, не дожидаясь, когда остынет. Этот брандахлыст из кубиков неведомого происхождения его натура набалованного прежней жизнью гурмана отвергает. Но… голодное брюхо сильнее. Все-таки, бульон! Себе Артемий Иванович добавляет картох. Кубический супец заметно отдает столярным клеем, хотя на упаковке красуется пышная хохлатка. Чтобы отбить вонькость, а также в целях витаминизации организма Артемий Иванович применяет толчёный чеснок – зубчик-два на порцию супа.

Вот и сегодня. Дело к завтраку, хозяин только достает консервный нож, лезет в гулкий холодильник за банкой, а Ефим уже поднимается с половика у печки, и, переваливаясь на больных ногах, подходит, трется: давай скорей… Мурцовку с килькой уважает… Маловато, правда.

Вылизав усы, Ефим презрительно усмехается:

– Что за дела, старый хрен? Где свежатинка?