Чистый четверг

Татьяна: Знаете, мне трудно что-то очень толково вам рассказать, я себя не очень хорошо чувствую, но тут в архивных записях находила свидетельства того, что… Нет, знаете что, пойдемте, я вам что-то покажу, да, кстати, а вы что-нибудь попросили у Бога, сделали надпись?

Смущенный мужской голос: Да, я там на самом верху сделал приписку, честно говоря…

— Нет, нет, молчите, ничего не говорите… Пойдемте. (Она набрасывает пальто, не оглядываясь идет впереди. Останавливается только перед памятником мужа.)

Татьяна: Вам не хорошо? Посидите вот здесь, на скамейке… Видите, какие замечательные елочки выросли у Саши. А почему вы в пижаме, я только что заметила… Как — сбежали из больницы. А почему не пошли домой? Вы что, приезжий, а почему она ушла? Впрочем, что это я устраиваю вечер вопросов и ответов. Ведь сегодня Рождество. Вот я вас и приглашаю к себе на… ну, если не на пирог, то хотя бы на… шампанское с фруктами. Вот и хорошо, пойдемте, нет-нет, и не думайте отказывать мне. (В сторону: спасибо тебе, Господи, спасибо. А вот там, наверху, что там написано? Это он написал: «Излечи меня, Господи, верни мне жену и дочь».)

Картина пятая

Опять перед зеркалом Татьяна. Она в зеркале словно видит отражение вчерашнего вечера.

Татьяна: Меня можно спросить, а зачем же я его отпустила?

Он вначале так испугался, когда увидел себя на памятнике. Ему было страшно даже на меня посмотреть, а потом он все-таки взял себя в руки… (Вспоминая.)

Я его спросила, где он собирается праздновать Рождество и с кем, он показал мне на больничную пижаму и признался, что уже справился со своим приступом меланхолии, пожалуй, вернется в больницу.

Он подошел совсем близко к памятнику, внимательно всмотрелся, потом повернулся и спросил: «Что, мы действительно так сильно похожи?» Я только молча головой покачала, мол, да, очень сильно. Тут-то на меня и нашло: «А пойдемте ко мне, купим шампанского, вон и фрукты поблизости продают.» Он всего секунду колебался, а потом посмотрел мне в глаза и… В это невозможно поверить, но в это мгновение я поняла, что — это мой Саша, и что смешно и глупо спрашивать, пойдет ли он со мной. Не помню как мы добрались до дома. Моментально сообразили потрясающий ужин. Перед тем, как открыть шампанское, я побежала, чтобы переодеться в новое платье, и только тут увидела, что он сидит в пижаме. Пока я готовила, он как-то пытался мне помочь, крутился под ногами, мешал мне, пробовал не готовые еще салаты, совсем как Саша, а я смеясь, била его по рукам, когда он выхватывал очередной кусочек с тарелки да мы оба смеялись как дети. Я уже пять лет так не смеялась.

Звучит музыка. Татьяна встает, начинает кружиться. Останавливается перед шкафом, открывает его, достает форму летчика и продолжает рассказывать.

Татьяна: Когда я полезла в шкаф, на глаза мне попался новый форменный костюм Саши, он его так ни разу и не надел. Я одела платье, и вынесла костюм Олегу. Он на секунду замешкался, но потом взял костюм и вышел из комнаты. Я боялась его появления в костюме, но когда он вошел в синей форме, мне стало так спокойно, как никогда еще не было. Мы сели за стол. (Она садится за стол, вспоминая все до мельчайших подробностей.)

Когда я посмотрела ему в глаза, то, могу поклясться, что передо мной сидел Александр. Только он мог так смотреть на меня! Только он так открывал шампанское и, когда он его все-таки, нарочно как всегда, перелил, сказал обычное для нас: «Шампанское с пальчиками любимой женщины»… Было ли мне страшно в ту минуту? Нисколько… Все было так спокойно, так естественно. (Татьяна наливает шампанское.) Я пальцем остановила пену: «Сладкое, как я люблю». А потом мы танцевали… Мы танцевали всю ночь, мы с ним пели наши песни. Это сейчас я могу удивляться, но не тогда, тогда у меня не было ни тени сомнения, что это он, мой Александр. И он все делал то и так, как бы сделал Саша, когда мы кружились в вальсе. «Ностальжи» как нарочно всю ночь крутила наши любимые мелодии. То Демиса Руссоса, то Хулио Иглесиаса.

Когда мы кружились в вальсе, он поднимал меня на руки и кружил, кружил по комнате, а потом мы целовались с ним, мы целовались несколько часов. Такого я не помню даже в юности. Более сладких поцелуев не было в моей жизни… Как хорошо, что это была зимняя ночь, как хорошо, что это была рождественская ночь. Видимо, именно в эту ночь могло свершиться такое чудо: время не спешило, не бежало, как обычно это бывает в счастливые мгновенья. Оно словно замерло… (Татьяна кружится, счастливо смеется. Она такая красивая и счастливая.)