А потом у нас была вечность любви, да-да, это была вечность. А странно, ведь Олег мне говорил, что он был военным химиком и облучился на Чернобыльской станции. Что у него белокровие и все… сопутствующие болезни (я догадалась о чем он говорит), тем более, что он добавил, что жена от него ушла с ребенком, именно из-за этих «сопутствующих».
— Ну как я могла его не отпустить? Мое-то желание исполнилось. Мне-то было дано то, о чем я просила, а он… Ну зачем я тогда прочитала, что он написал? Если бы не прочитала, так и оставила бы. И он остался бы, я знаю, что остался бы.
Но… я знала, что это было время исполнения желаний и я ему сказала утром: «Вставай, иди, иди домой, все у тебя будет хорошо, они ждут тебя… Только никогда не приходи ко мне. Телефона я тебе не дам, считай, что я тебе приснилась. Иди, все у тебя будет хорошо, ты станешь работать, ты ведь здоров, как… Ну, вот и все, иди…»
Он одел на себя пижаму, которая ему стала словно маленькой. Было похоже, что он спросонья еще не совсем понимал, зачем я его так рано разбудила, зачем помогаю одеться, зачем так торопливо выпроваживаю его и он молча повиновался, путаясь в рукавах.
Я знала, что еще минута, и я брошусь к его ногам и остановлю, и оставлю его у себя. А этого делать было нельзя! Ведь мое желание исполнилось… Зачем, как нарочно, едва я проснулась на его руке, у меня стали крутиться, как на заезженной пластинке, стихи Ахматовой:
Видимо потому и вспомнилось, чтобы все мне объяснить. А через несколько дней я нашла в почтовом ящике письмо от него:
Наверно, в это трудно поверить, но я так рада, что у него все хорошо и что то, что он просил, исполнилось… Я рада, только отчего-то очень больно…
А забыть… забыть я его не смогу, да и не даст мне его забыть наш ребенок, которого я чувствую в себе. Спасибо тебе, Господи, — это намного больше, чем я посмела у тебя попросить.