Читатель на кушетке. Мании, причуды и слабости любителей читать книги

Противоположность читателя-затворника и однолюба – читатель-донжуан, ему не хватает только верного слуги Лепорелло, своего рода библиотекаря, который постоянно обновляет каталог всех совращенных и брошенных книг – подойдет любая, любого социального положения, возраста и внешности, лишь бы у нее была обложка, и вы уже знаете, зачем она нужна. Когда этот распутный читатель слишком сильно погружается в тот или иной роман и в итоге привязывается к нему, он начинает терзать себя мыслями о тех литературных приключениях, пуститься в которые ему не позволяет верность выбранному произведению. В этом отношении его можно назвать «клаустрофобом»: он чувствует, будто попал в ловушку, он задыхается, ему кажется, будто страницы надвигаются на него, точно стены комнаты, и вот-вот раздавят… Ему нужно бежать, пока не стало слишком поздно, и вдохнуть свежий воздух нового романа. Тогда он, подобно мифическому сатиру, начинает гоняться за книгами, чьи страницы шуршат, как юбки дам, перебирает их, мнет, забирается внутрь, загибает уголки страниц, оставляет пометки на страницах, отрывает переплет от обложки и при этом рискует как следует не насладиться ни одной из них – таково его проклятье!

Любого библиомана ожидает поистине заслуживающая сочувствия трансформация – как это часто бывает, он превратится из волокиты в подглядывающего; печальна и его рутина: в одной руке бутерброд, в другой – канцелярский нож, и так он перехватывает кусочек то тут, то там, поглощая свою каждодневную порцию книг; однако ему никак не удается с комфортом доесть до конца хотя бы одну. Печальная участь – история, финал которой раскрашен серыми тонами разочарования, как писал когда-то Джезуальдо Буфалино. Нечто подобное наверняка произошло и с Джакомо Казановой, когда он однажды вечером смотрел безмятежным и сонным взглядом на свою служанку, грудь которой то и дело проглядывала меж застегнутых на две пуговицы полочек блузки; или же с Дон Жуаном, когда он сказал Лепорелло: «Нет, погаси факелы и иди спать, сегодня никому не открывай». То же самое происходит и с книгами, и, боюсь, это еще сильнее наводит тоску.

Если кто-то из вас ищет произведение, похожее на воспоминания двух этих известных распутников, но про книги, вам стоит прочитать «Любовные приключения библиомана» (1896). В этом произведении американский писатель Юджин Филд описывает траекторию судьбы, которая начинается с «первой любви» и достигает кульминации, когда человека поражает болезнь, именуемая «каталогинитом». Печальна плоть, увы![33]

Обыкновенный читатель, как правило, находится где-то посередине между монахиней-затворницей и распутником. В этой среде куда сильнее распространена серийная моногамия (можно сказать, сейчас это в целом превалирующий тип отношений): склонные к ней люди привязываются к одной книге и даже не допускают мысли о других, пока не доберутся до последней страницы, которая разом освободит их от обета верности. Во имя нее такой читатель готов терпеть все неудобства семейной жизни: жалобы, раздражающие привычки, изматывающие каждодневные ритуалы, надоедливые присказки, периоды простоя, навевающие скуку лирические отступления. Мандзони немного увлекается описанием виноградника Ренцо[34], Дон Делилло начинает рассказывать бесконечную историю про бейсбол – и вот на длинной дистанции ты уже находишь что-то милое в храпе своего супруга. Ведь даже великий Гомер, как учили нас в школе, «время от времени может и задремать»[35], прямо как некоторые мужья, отяжелев от воскресного семейного ужина, кажется, буквально сливаются с диваном в единое целое.

Линн Шэрон Шварц отлично знала, насколько героического самопожертвования (можно сказать, почти граничащего со святостью) временами требует принесенный брачный обет: