Нам, может быть, и не пришло, а кому-то другому – вполне. Помните Стрейчи-младшего и его статью о влиянии бессознательного на чтение? Так вот, в определенном месте его рассуждения приобретают весьма неприятный оборот. Пришло время поговорить об этом. Стрейчи описывает случай одного из своих пациентов, страдавшего навязчивыми состояниями и время от времени – параноидальными мыслями. Он целыми днями торчал в общественных уборных, где работал, писал, читал и даже принимал пищу. Превратил эти места в подобие офиса. Наивысшим удовольствием для него было (не считая актов самоудовлетворения, перед которыми он засовывал себе в задний проход мятный леденец) поедать песочный пирог со сливочной начинкой и одновременно испражняться. Наш психоаналитик, быстро прибегнув к нескольким довольно смелым логическим операциям, пришел к выводу, что любовь этого пациента к чтению уходила корнями в копрофагию, которую он тем самым сублимировал. Книги и печатные страницы символически представляли собой экскременты – что-то темное лежит на белой бумаге и «марает» ее, а эта бессознательная ассоциация в итоге породила любовь к чтению в туалете. Кто знает, поможет ли этот случай прояснить, почему Лютер бросил в Сатану полную чернильницу: ведь с точки зрения поведения мы не особенно далеко ушли от привычки шимпанзе кидаться во всех подряд продуктами своей жизнедеятельности.
Логические выкладки Стрейчи сложно назвать неоспоримыми. Однако, даже если не углубляться в дебри кишечника настолько, чтобы в итоге не оказаться у «запасного выхода», нельзя не признать, что символическая связь между книгами и едой возникла еще в древности, и эти отношения издавна окружали завеса тайны и неразрешимые загадки. Холбрук Джексон посвятил две части своего псевдобарочного трактата «Анатомия библиомании» тем, кто ест и пьет книги. Он привел такое количество примеров подобных аналогий, что почти невозможно определиться, какие из них привести здесь. Все начинается с видения пророка Иезекииля. В Халдее рядом с рекой Ховар ему явилась в облаке, полном огня, некая нечеловеческая фигура, точно из раскаленного металла отлитая и сидевшая на сапфировом троне. Почти что картина Фрэнсиса Бэкона. И это существо приказало пророку: «Открой уста и съешь, что Я дам тебе»[58]
. Могучая рука простерлась к нему и протянула ему книжный свиток, исписанный «внутри и снаружи, и написано на нем: „и плач, и стон, и горе“». На вкус, однако, он напоминал нечто иное: «…и я съел, и было в устах моих сладко, как мед».Нечто похожее случилось с Иоанном Богословом в десятой главе «Апокалипсиса», когда ему явился ангел с книгой: «Он сказал мне: возьми и съешь ее; она будет горька в чреве твоем, но в устах твоих будет сладка, как мед». Иоанн выполняет его требование, и в этом случае обещания оправдались – книга сладкая на вкус, как и та, что съел Иезекииль, но стоило ему проглотить ее, как «горько стало во чреве». Без сомнения, библеисты заполонили книжные полки множеством изощренных толкований того, что же означают эти необычные приемы пищи, и, как обычно, здесь не обойдется без безумного дядюшки с чердака – пора бы вытащить оттуда его портрет. Ранее упомянутый нами Иоганн Эрнст Бирон, авантюрист из XVIII века, герцог Курляндии, как вы помните, имел дурную привычку запихивать в себя бумагу с чернилами, в том числе международные договоры и ценные документы. Последовав за Бальзаком, кратко описавшим историю Бирона в «Утраченных иллюзиях»[59]
, Эдгардо Францозини посвятил этому персонажу отдельную книгу.Читать и есть – два близкородственных действия, и у обоих есть всевозможные нюансы, связанные с гурманством. Например, Галилей так же сильно ненавидел Тассо, как любил Ариосто, и если стихи первого на вкус напоминали ему огурцы, то произведения второго вызывали у него восторг и были похожи на сладкие, душистые дыни. Поэт Ковентри Пэтмор, в свою очередь, сравнил Шекспира с ростбифом, и, думаю, литератору не снискать лучшего комплимента. Однако в куда большей степени на восприятие влияют даже не сочетания вкусов, а способ жевания и особенности пищеварения. Возьмите хотя бы двух критиков-дегустаторов, оценивавших «Имя Розы» Умберто Эко: Пьер Джорджо Беллоккьо счел этот роман «несъедобным варевом», а Грация Керки – чем-то вроде картошки из «Макдональдса». Самое знаменитое высказывание на этот счет принадлежит Фрэнсису Бэкону (на сей раз речь о философе, а не о художнике): «Есть книги, которые нужно пробовать, те, которые нужно проглатывать целиком, и совсем немного тех, которые нужно как следует прожевать и переварить».