В том, что Зигмунда Фрейда однажды одолело искушение заняться паранормальными феноменами, отчасти виноват книжный шкаф. Случилось следующее: в начале весны 1909 года Карл Густав Юнг приехал к нему в гости в Вену, и когда они оба после ужина уединились в кабинете Фрейда, гость спросил у хозяина дома, что тот думает о ясновидении и парапсихологии. Казалось, ничто не способно поколебать позитивистские убеждения Фрейда; его ученика настолько задел его резкий и высокомерный тон, что он уловил странное ощущение в области диафрагмы: она стала твердой, как металл, и начала раскаляться. В эту секунду в книжном шкафу что-то грохнуло – так оглушительно, что оба вскочили на ноги, боясь, что полки сейчас обрушатся им на голову. «Вот вам прекрасный пример каталитической экстериоризации[63]
», – сказал Юнг. «Да полно вам! – ответил Фрейд. – Что за чушь!» Но Юнг не сдавался: «Вы ошибаетесь, профессор, и чтобы доказать вам это, я скажу, что через некоторое время мы услышим еще один хлопок». Так все и произошло.Фрейд от неожиданности несколько смешался, но быстро пришел в себя: «Мое желание верить в произошедшее испарилось, как только ваше присутствие перестало воздействовать на меня и внушать оное», – писал он Юнгу. В комнате, которая соседствует с кабинетом, рассуждал профессор в этом же письме, часто раздаются подобные звуки, поскольку на дубовых полках книжного шкафа стоят египетские стелы. В другой же комнате – там, где и произошел описанный инцидент, – такое происходит редко, но даже когда гость покинул это место, звуки еще какое-то время продолжали возникать, а затем прекратились. «Предметы мебели стоят прямо передо мной, в них больше не обитают духи: так думал один поэт, глядя на природу, оставленную богами, когда те покинули Грецию. Поэтому я снова надеваю свои отеческие очки в роговой оправе и призываю своего дорогого сына сохранять холодность рассудка». Талантливый писатель Фрейд всего двумя краткими штрихами преподал своему ученику внушительный, пусть и краткий урок. Первая из его метафор, более мрачная и глубокая, превратила огромные каменные плиты в декоративные фигурки, а вторая, более тонкая и проникнутая меланхолией, отсылала к «Богам Греции» Шиллера, ушедшим из мира природы. Макс Вебер несколько позднее назовет это явление «расколдовыванием мира».
И все же что-то здесь не сходится. Египетская библиотека скрипит, скрипит и греческая, и обе они продолжают в том же духе довольно долго – уже после ухода Юнга. Я бы на месте Фрейда несколько озадачился. Понятия не имею, что такое «каталитическая экстериоризация», я не нашел в сочинениях Юнга ни одного упоминания этого термина, но уже в XIX веке оккультисты обозначали подобное явление словом «психокинез». Если уж на то пошло, вполне может статься, что перед нами какая-то эзотерическая абракадабра. Я даже больше скажу: как бы я ни смотрел на эту ситуацию, надев очки в роговой оправе или сняв их, мне совсем не верится, что Юнг воспользовался раскаленной диафрагмой как трамплином, заставил свою психическую энергию подпрыгнуть и влететь в шкаф, чтобы тот зашатался. Но, как и многих читателей, меня мучит сомнение (скажем так, скорее даже тревожное убеждение), что у книг есть душа, они живут своей жизнью и могут передвигаться а значит, и устраивать переполох на полках.
Когда речь заходит о книгах, я становлюсь приверженцем анимизма. Этот термин тоже порядком вышел из употребления: его ввели в обиход этнологи позапрошлого столетия (те же, что придумали понятие «фетишизм»). Некоторые читатели, замечает Холбрук Джексон в «Анатомии библиомании», «доходят до того, что любят книги как будто они живые существа, изменяют их суть при помощи своих чувств, удивительным образом олицетворяют их и делают куда более настоящими, более плотскими, чем все, что создано из плоти». Глава, в которой встречаются эти слова, называется «О дружеских отношениях с книгами»; в ней множество ученых цитат, и все они посвящены тому, какими замечательными приятелями могут стать книги. Они самые прекрасные из друзей, с ними можно чудесно беседовать, они всегда верны себе и при этом каждый раз показывают себя с новой стороны, не обижаются, если не уделять им внимания, и всегда ждут тебя с распростертыми объятиями – то есть страницами. Все это – попытка сказать другими словами то же, что много раз повторяли гуманисты в прошлом. Но невротичный читатель куда ближе по духу к примитивным верованиям и потому воспринимает эту метафору чересчур буквально.