Читаем Читатель на кушетке. Мании, причуды и слабости любителей читать книги полностью

Вполне логично, что человек, в чей дом вторглись книги, льстит себе надеждой, будто он их хозяин, ведь он однажды по чистой случайности купил их. Поэтому он пытается навязать им собственный порядок: установить, что называется, логос там, где до этого царил хаос. Критерии, по которым книги так или иначе расставляются на полках, – по жанрам, эпохам, авторам, времени издания – подлинная отрада для просвещенных библиотекарей, ведь они создали сложнейшие системы их классификации и написали труды, в подробностях и со всей строгостью описывающие ее принципы. Но ни в коем случае нельзя забывать о том, что все эти шаткие конструкции возведены на анимистической почве. Мы можем до бесконечности повторять себе, что книги – это такие же предметы, как и все прочие, безжизненные стопки бумажных листов, лишенные свободы воли и души, что им все равно, куда мы их поставим и чем занимаемся в их присутствии, что все те туманные внутренние проекции, которыми мы окружаем их, на самом деле их не трогают. Но правда в том, что книги – магические артефакты. Место, где они обитают, на деле – некое срединное царство, не относящееся ни к реальности, ни к миру воображения, ни к мысленной, ни к материальной сфере, ни к внутренней, ни к внешней жизни: именно в нем, как считалось вплоть до эпохи Возрождения, зарождались силы любви и волшебства. Неслучайно кто-то из ученых, занимавшихся разными эзотерическими и магическими практиками прошлого, предположил, что, когда Винникотт придумал свою теорию зоны иллюзии и потенциального пространства, он всего лишь заново открыл затонувшее несколько тысячелетий назад древнее царство. А до XVI века люди просто каждый день ходили по земле, покрывавшей его, и ничего не замечали.

Из этого следует вывод: все, что мы делаем с книгами, с их помощью или же посредством их (перемешиваем, раскладываем, предлагаем другим, одалживаем, дарим, сжигаем и даже читаем), – это в некотором роде магическое действо. К тому же волшебство и разного рода техники, связанные с развитием памяти, веками шли рука об руку. Домашняя библиотека – это, пусть и в миниатюре, театр памяти возрожденческого мага[65]. Эту идею мы можем найти в «Плутософии» Филиппо Джезуальдо, написанной в 1592 году: целая глава его книги посвящена Библиотеке памяти, а спустя несколько сотен лет мы обнаружим нечто подобное в сравнении книгохранилища с «черепной коробкой» у Музиля в «Человеке без свойств». Она похожа на искусственный мозг или же разум, внешнее отражение внутреннего душевного пейзажа, сцену, где на наших глазах развивается действо, аллегорически изображающее процесс познания; это воображаемое пространство, что позволяет воздействовать на наше мышление посредством книг, пробует сочетать их в различных комбинациях. Описанный процесс, естественно, происходит в двух направлениях: всякий раз, когда мы связываем одну книгу с другой, нас как бы подталкивают к установлению новых взаимоотношений между различными предметами в нашем сознании. И напротив, любая расстановка содержимого нашей библиотеки подсвечивает очередной участок нашего внутреннего мира, каким бы случайным, временным или же вынужденным – ввиду тех или иных причин – ни казалось нам это решение. Мне, например, пришлось поставить книги о собаках рядом с научной фантастикой, потому что это единственное свободное место, а среди научно-фантастических романов есть «Город» Клиффорда Симака, где по сюжету все человечество вымерло и планету заселили псы. В книжном шкафу, который стоит передо мной, пока я пишу, верхнюю часть занимают богословские труды, потом идет несколько полок, посвященных мифологии, потом еще одна – о волшебных сказках, потом – отдельная секция по фольклору и этнологии, а внизу – психоанализ. Я мог бы полностью восстановить то, как зародилась эта последовательность, хоть ее и сложно назвать продуманной. Наверх я поставил богословие, так как довольно редко к нему обращаюсь, сказки устроил посередине, потому что они четко поместились именно в это пустое пространство. Однако, когда я окидываю всю эту конструкцию беглым взглядом, то вижу гармоничное сооружение, которое я создал, сам того не осознавая.

Кстати, если уж речь зашла о психоанализе. Книга Юнга, в которой он описывает паранормальное явление, произошедшее в кабинете Фрейда, – «Воспоминания, мечты, размышления» – стоит на нижней полке, практически на полу. Как говорится, на всякий случай: не дай бог порыву каталитической экстериоризации однажды уронить мой шкаф – и я умру, как Алькан.

11

Все мы рождаемся в кожаном переплете

Нет, это не книга, Камерадо,Тронь ее – и тронешь человека[66].Уолт Уитмен, Листья травы
Перейти на страницу:

Похожие книги

Происхождение альтруизма и добродетели. От инстинктов к сотрудничеству
Происхождение альтруизма и добродетели. От инстинктов к сотрудничеству

Новая книга известного ученого и журналиста Мэтта Ридли «Происхождение альтруизма и добродетели» содержит обзор и обобщение всего, что стало известно о социальном поведении человека за тридцать лет. Одна из главных задач его книги — «помочь человеку взглянуть со стороны на наш биологический вид со всеми его слабостями и недостатками». Ридли подвергает критике известную модель, утверждающую, что в формировании человеческого поведения культура почти полностью вытесняет биологию. Подобно Ричарду Докинзу, Ридли умеет излагать сложнейшие научные вопросы в простой и занимательной форме. Чем именно обусловлено человеческое поведение: генами или культурой, действительно ли человеческое сознание сводит на нет результаты естественного отбора, не лишает ли нас свободы воли дарвиновская теория? Эти и подобные вопросы пытается решить в своей новой книге Мэтт Ридли.

Мэтт Ридли

Психология и психотерапия / Психология / Образование и наука