Чюрлёнис

У моря, в Полангене, омытом ветрами,
В Полангене, что вырван с бою врагами,
Гора есть Бируте; повсюду по склонам
Она сосняком поросла зеленым.
В краю этом древнем, отчем наследьи,
Пруссы и курши нам были соседи.
Прекраснее розы, нежнее руты
Жила там когда-то княгиня Бируте.
Была та княгиня не царского рода,
Вышла она из простого народа,
Она жемчуга надевать не желала,
Когда по берегу моря гуляла.
В холщовой рубахе она ходила,
Она полосатую юбку носила,
На шею нить янтаря надевала,
В желтые косы руту вплетала.
Однажды братья ее на рассвете
Отправились в море закинуть сети,
Сестра несла им обед и в ту пору
Встретила князя, спешившего в гору.
То князь был Кястутис – добрый властитель,
Жемайтов и всей Литвы повелитель.
Тогда с тевтонами шел он сразиться,
Что вновь угрожали нашей границе…

– Это стихотворение называется «Песня Бируте», написал его поэт Сильвестрас Валюнас, жил он в первой половине прошлого века, а родился еще в позапрошлом, – объяснила София. Как некую легенду, поведала она историю жизни жены литовского князя Кейстута, матери великого князя Литовского Витовта.

София понравилась всем без исключения: держится просто, со всеми ласкова. Когда Кастукас играет на пианино, она словно перемещается в другой мир.

В первый приезд Кастукаса с Софией в Друскеники он не часто становился к мольберту, чаще садился за пианино. Исполнял свои новые произведения.

Ядвиге новые сочинения брата нравились, и она, когда Кастукас с Софией отправлялись на прогулку, ставила перед собой толстую нотную тетрадь, привезенную Кастукасом из Полангена, и разучивала самое первое, что там было, – опус 30, № 1. Однажды Кастукас неожиданно вернулся домой – вероятно, что-то забыл.

Заслышав музыку, он тихонько вошел в комнату. Дверь предательски скрипнула – Ядвига обернулась. Кастукас стоял в дверном проеме.

– Воробышек, начни, пожалуйста, сначала.

Смущенная Ядвига начала – от волнения играла, конечно же, не так уверенно, как еще минуты назад.

На двенадцати-четырнадцати тактах следовало перенести одну руку через другую и захватить далекие клавиши. Дотянуться до них у девочки не получалось, и она нашла выход из затруднительного положения – перенесла басовую партию для правой руки, а верхнюю исполняла левой.

Кастукас рассмеялся:

– Покажи, как ты делаешь! – Ядзе повторила. – Молодец! Теперь и я буду так играть.

«Но не играл», – напишет Ядвига Чюрлёните в мемуарах.

Кастукас обзавелся фотоаппаратом. Он много фотографировал, в Друскениках они с Софией, плотно завесив в комнате окно, печатали фотографии, после чего развешивали их во дворе, крепя к веревке бельевыми прищепками. Каждый желающий мог удовлетворить свое любопытство – что Кастукас наснимал!

Осень 1908 года. В гостевом доме Константинас с Зосей (она в национальном литовском костюме) сидят за столом и вклеивают фотографии в альбом.

К калитке подходят две барышни, говорят Ядвиге (она играет во дворе):

– Мы хотели бы видеть господина Чюрлёниса. Мы из Варшавы и там наслышаны о нем.

– Проходите, пожалуйста.

Увидев Софию, барышни были потрясены ее красотой.

– Это ваша сестрица? – поинтересовалась одна из них, улыбаясь, у Кастукаса.

– Нет. Давайте я вам покажу несколько своих работ, – предложил он.

Трудно сказать, что барышням было важнее: произведения Чюрлёниса или Зося в национальном костюме.

Когда они ушли, Чюрлёнис нежно обнял невесту:

– На сей раз ты спасла меня от объяснений моих работ! – И добавил: – А вкус у девиц этих все же есть!

Кастукас с Софией много гуляли по курортному городку и его живописным окрестностям. Компанию им составлял только преданный Ляморюкас.

Ядзе не понимала, почему они не гуляют, как раньше – большой веселой компанией.

– Можно я с вами? – попросилась она.

Кастукас нежно поцеловал сестренку в головку:

– В другой раз, Воробышек, ладно?

Но другого раза так и не случилось.

«Господин Leppenberg» оказался лишь гостем

В один из последних августовских дней гнедая лошадка втащила во двор телегу. В калитку вошел господин Навроцкий – тот самый, у которого Кастукас в кредит купил пианино «G. Leppenberg» и которому обязался ежемесячно выплачивать по 10 рублей. С телеги соскочили два мужика.

Кастукас с напускным весельем приветствовал Навроцкого:

– Как хорошо, что вы приехали! Я уже беспокоился, удастся ли лошадь достать.