Только внутри Чломмы он испробовал сорт телесного восторга без примеси обмана. В ней был свободен от вины. Перед брошенной на Земле Уной, перед садисткой из пустошей, перед маленькой бедной Цанти. Он перепутал всех женщин обитаемых миров с Чломмой.
Цанти любила Высший Организм, жила им с самого рождения. Но даже она не постигла всех его глубин. Даже она за всю жизнь не подошла к Чломме так близко, как удалось Жартовскому. Он гордился этим. Он стал жаден до Чломмы и не желал опошлять эту сверхсвязь ревностью обычного человека, пусть и бианты.
- Где ты берёшь цодж? - спрашивала она, исподволь его разглядывая.
Он всегда находил ответ:
- Меняю, ворую, достаю. К тому же я нашёл пункт выдачи для сотрудников Цогмы. Там нет таких кошмарных очередей, как на Октановой площади.
Цанти верила или делала вид. Ильса это уже не волновало.
Он подробно конспектировал в своей рукописи путешествия вглубь Организма. Раз за разом перечитывал эти отрывки, приходя в неимоверное возбуждение. Отныне его занимала только работа над повестью о танандских похождениях и общение с Чломмой. Остальное он считал вынужденным отдыхом между эпизодами реальной жизни.
Как-то вечером после очередного бестолкового секса Цанти вдруг поймала его руку и с ужасом воззрилась на пальцы.
- Жартовский, у тебя ногтей нет.
Он внимательно изучал потолочные трещины. Так внимательно, будто читал в них ответы на загадки мироздания.
Цанти с безумной надеждой вцепилась в него и затрясла:
- Что происходит? Ты должен мне сказать! Твоя кожа..! Ты растворяешься?
Ильс взял её руки в свои и посмотрел прямо в глаза:
- Послушай, без флегмы, я знаю, тебе видятся странные вещи...
- Мне не видится! Я не сумасшедшая! Ты растворяешься!
- Я. Не. Растворяюсь, Цанти, - по слогам произнёс он. - Вчера ты видела гримасы в очертаниях облаков, утром - лицо своей матери в зеркале. Тебе нужна помощь. Я могу помочь.
- Растворение... - бормотала она. - Раз творение, два творение, три...
Резко вскочила с кровати, схватила с полки банку геля.
Ильс привстал, дёрнулся:
- Не делай этого.
- Боишься? - взвизгнула она, поднимая банку над головой. - Куда ты постоянно ходишь и откуда берёшь цодж?!
- Какой ответ ты хочешь услышать?
Цанти завыла сиреной. Швырнула пузырь в окно. Тот с треском отскочил от бронированного стекла. Разлетелся в труху. Гелевая слизь заляпала пол абстрактным узором.
Жартовский замер.
- Ты в порядке? Не порезалась?
- Признайся! Признайся мне! А хочешь, - она вдруг дико захохотала, - хочешь, я тоже признаюсь тебе кое в чём?
- Это действительно тебе необходимо?
- Я нашла Финна! Да! Нашла его. Он живёт за кордоном. В лагере под городом. Я обещала, что приду к нему. Он мог умереть из-за меня в проклятых пустошах, ты понимаешь?! Я обещала, что никогда больше не сделаю ему больно...
- Ты всегда поступала наилучшим образом из доступных...
Цанти суетно принялась запихивать в пакет свои артефакты. Она каждый день приносила с улицы разноцветный мусор и сортировала его по цветам и категориям. Камушки, палочки, обёртки. Дохлые стрекозы, стекляшки и огрызки. Однажды притащила чью-то оторванную кисть. Она твердила, что разложит 'элементы' в правильном порядке, и всё станет как прежде.
На шум прибежал Рэйми. Ребёнок в слезах метался за ней по комнате, пытаясь не то помочь, не то остановить.
Жартовский был не в силах на это глядеть. Он молча вышел из дома и отправился на станцию. Влез в свой любимый кокон и забылся на шесть часов, вместо четырёх обычных.
Он всегда ставил таймер рядом с дверцей капсулы и постепенно растягивал время процедуры. Выявлял, как долго мог пробыть внутри и не раствориться. Время это всё увеличивалось. Тело адаптировалось к погружениям, а Чломма берегла его, не желая терять.
Вернулся домой он под утро. Опьянённый эйфорией погружения, насвистывая, оттащил в сторону слайдер обесточенной двери. Общая комната была залита светом.
Открытая рукопись валялась на полу. Рядом лежал коммутатор Цанти. Над ним висела её голограмма. Запись была поставлена на повтор:
- Ты не виноват. Я всё сама! Ты не виноват. Я всё сама!
'Сама - сама - сама', - эхом запульсировало у Жартовского в висках. Голосочек повторял коротенькую запись. Он бросился к альбому. Принялся судорожно его перелистывать, будто ища себе оправдание. За то, в чём не был виноват.
Догадка пронзила его. Он сорвался и побежал обратно на станцию добычи.
'Не могла же она знать всеобщий земной язык настолько хорошо!' - колотилась в уме последняя спасительная мысль. Или всё же могла? Достаточно хорошо, чтобы прочесть имена своей сестры и своей богини. Понять, что Ильс с ними связывал.
Жартовский ворвался в отсек с капсулами и полетел вглубь станции. В самом тупике кишки коридора за пологом темнела тень.
Вопль защемило в спазмированных лёгких.
Он подскочил к таймеру и забегал пальцами по кнопкам. Тот был заблокирован. Отсчитывал сорок восемь часов. Сквозь полупрозрачную розовую мембрану Ильс увидел два тающих тела. Двое оплыли до неузнаваемости, почти слились воедино.