Чломма (СИ)

Ильс видел новорождённых, лежавших на её отростках в момент первого вдоха. Видел всех растворённых в её котлованах. Он видел, как энергия умерших гелями перетекает в живых. Все люди говорили с ним. Каждый хотел поведать свою историю. Те начинались задолго до рождения и не заканчивались после смерти. Вплетались в единую канву мироздания. Истории были разными, но все они были об одном. Чломма рассказывала о себе, Ильс внимал.

Он видел жизненный цикл её родной планеты. Там были тысячи ей подобных организмов. Каждый, вырастая, покидал дом в поисках пищи и коммуникации. Чломма была молодым созданием, но далеко не бессмертным. Впереди ей грезились другие миры. К ним она, не повторяя прежних ошибок, уже не будет так крепко привязываться.

Ей было страшно одиноко. Поколения людей, выросшие на её теле, не могли заменить существ родного вида. Она алчно глотала энергию от общения с человечеством, но то были попытки укрыться носовым платком как одеялом.

Ильс переполнился состраданием. Плавно оно трансформировалось в неодолимое желание помочь. Высший Организм заставлял быть с ним целиком и полностью. Эмоционально, телесно, умственно. Вытягивал на поверхность нерастраченное тепло. Ни в кого и никогда он не погружался так глубоко и не включался так самозабвенно.

Тайны Чломмы проходили сквозь него, а он обнимал их всей своей сутью. В глубине гиперсознания забрезжила радость. Трепетное предчувствие. Она ощущала себя понятой и имеющей право на существование.

Теперь они полностью слились. Жартовский отплывал всё дальше от берегов самосознания. Забывал, кто он есть и кем был.

Вдруг он почувствовал пульсацию. Кокон ритмично сдавливал его, калейдоскоп вселенных засверкал перед глазами. Чломма закончила расширяться и теперь сжималась, и он вместе с ней. Изображение постепенно начало тускнеть и отдаляться.

Он пережил тысячелетия и с трудом вспомнил своё имя, когда открыл глаза.

Выпростал своё тело из кокона. И обомлел. Комбинезон растворился вместе с тонким слоем ороговевшей кожи. Он был розовым и мягким, точно младенец. Организм отпустил его в последний момент, нехотя. Ещё немного и он бы начал таять и оплывать, как труп в котловане.

В ячейке под раструбом пузырилась целая лужа оранжевого геля. В подсобке Ильс раскопал под горой хлама годную форму креатора. Усмехаясь, со скрипом напялил её - по полному праву. В той же кладовой он нашёл пятилитровую склянку и бережно собрал в неё цодж. Лишь тогда он позволил себе глоток. То был самый вкусный глоток за всю историю глотательного рефлекса.

***

Много ли останется от личности, если выкачать из неё всю фантазию? Высосать вакуумной трубкой энергию и оставить только инстинкт продолжать дышать? Жартовский предпочёл бы не знать. Но Цанти демонстрировала ему этот феномен каждый день.

Новая жизнь началась с просмотра квартир. Жартовский прошёлся по уцелевшим корпусам цифровой коммуны. Киборги, как самый рациональный пласт общества, покинули Каданс. По слухам, они теперь жили теперь в Тамбале, к югу от скопления Карминовых холмов. Несколько жилых комплексов стояли опустевшими.

В роскошных пятикомнатных апартаментах с видом на ушедший под землю аквапарк Ильс нашёл два трупа. Судя по степени разложения, ребята только готовились к киборгизации. И повесились, как только Чломма начала отклеиваться. Он утилизировал тела в квартирном аннигиляторе мусора. И перевёз в новый дом Рэйми и Цанти.

Прошёл месяц после возвращения в цивилизацию. Жартовский всё чаще приходил к Чломме. Лабиринты её памяти казались бесконечными. Расходились словно корни древа вглубь почвы времени и безвременья. Горше и тоскливей становилось ему раз от раза, когда происходила разрядка, возникал цодж и сеанс заканчивался.

Гель позволял Цанти двигаться, говорить и даже временами изображать неврастеничную улыбку. Но все неподражаемые ужимки - Ильс перебирал их в памяти, как сокровища, в плену у изолятов, - растворились. Она больше не выдумывала сказок на ровном месте. Не играла словами.

Она разочаровывалась в себе, и наблюдать за этим было пыткой. Не отпускала от себя Рэйми ни на шаг, но не могла и быть рядом с ним без мучительной тревоги. Не знала, куда себя девать и о чём с ним говорить.

За ментальные проявления её биантской сущности отвечала флегма. Жалкие порции из цогмовских палаток активировали её на несколько минут. Ильс выстаивал в очередях целые сутки, лишь бы увидеть тень её прежней. Призрака, давно оставшегося далеко позади на линии времени. Мнимое родство душ оказалось заслугой гелей. Принять этот факт было выше его сил.

Каждый день без флегмы углублял раскол в её душе. Цанти рассказывала бессвязные истории, срывалась с плача на смех. Она стремительно тускнела и увядала, но наотрез отказывалась от терапии. Боялась, что техники Ильса сделают её изоляткой. Что она потеряет свой внутренний стержень.

Её преследовала навязчивая идея. Одна мысль третировала её, ела живьём и не давала спать. Она будила Жартовского по ночам и ревела: