Чорт в Ошпыркове (сборник)

– Очень просто играть. Как и в те. Только вы бессмысленно карты бросаете, а эти карты со смыслом. Бросил карту – отвечай на вопрос. Не умеешь ответить – штраф и с тебя же ремиз. Да вы не бойтесь – у меня на каждой карте карандашиком и ответ начерчен. Для удобства.

Штука, видим, хорошая. Все, как и прежде, только польза не та. Польза во много раз больше. Здорово додумались. Изобрели!

– Ну что ж, говорим, начинай. Тебе сдавать.

Он, слова не говоря, кладет пятиалтынный.

– Не многовато ли, говорю. Мы по три копеечки.

Тут он на меня взъелся:

– А ты что же, говорит, культуре не сочувствуешь?

Я, конечно, сочувствую. Соглашаюсь. Начали играть. Он под меня ходит – на карте вопрос:

– Что есть верховный орган государства?

Я вижу написано карандашиком: «съезд советов».

– Съезд советов, говорю. И соседу подваливаю: Что такое экономическая политика?

– Она должна быть изменчивой, – кроет он. – А что такое новая экономическая политика?

Наш заводила отвечает:

– Нэп!

И мой приятель в ремизе и я в ремизе. Ставим для первого раза по пятиалтынному. Игра, видим, простая. Потихоньку да полегоньку привыкаем. Не верите, так к концу привыкли, что и на ответы не смотрим – шпарим наизусть. Только и слышно:

– Кто ненавидит?

– Буржуазия! Мы ее по зубам!

– А что есть основное начало коммунизма?

– От каждого по способностям! Гони трешку! Что такое уклон?

– Оппозиция! Тебе сдавать, стучу в темную! Мой черед ремиз разыгрывать. Большой ремиз – до трешки догнали.

Открываю козыри – партия – козырная масть. Ходят с маленькой:

– Какой есть высший орган партии?

Заводила отвечает:

– Съезд! – и ко мне – А что является между съездами?..

Я в записочку не посмотри да и брякни:

– Оппозиция!

И с меня же при верной игре штраф и ремиз. С того и не повезло. Что ни кон, то ремиз. Гляжу, а у меня уж и денег маловато.

– Нельзя ли, говорю, закончить.

– Нельзя! Мы еще профдвижение по пятому разу не проходили…

Я не против профдвижения. А сам все ставлю и ставлю. Дошло дело, что на вопрос: «кто такое Карл Маркс» мне и ставить нечего. Только тут и сжалились.

– Довольно, – говорят, – для первого раза.

Я вздохнул. Слава те, господи. Начал деньги считать – гляжу – двух десяток не хватает. Двадцать рубликов! Это тебе не коту начхать. Это выходит недели две на хлебе-воде сидеть. Оно, положим, всю политграмоту теперь наизусть знаю, а все-таки жалко.

Двадцать-то рубликов – где они?

Вот я и говорю. Я не против просвещения. Я понимаю, что по текущему моменту все это нужно. Физкультура там, радио какое-нибудь, политграмота, что ли. Только нельзя все сразу. С наскоку:

– На, мол, жри! Просвещайся!

А может быть, мы к этому просвещению по состоянию экономики не подошли? Может быть, нам просвещение по маленьким порциям отпускать надо? Ну на рубль. Ну ий полтора.

А тут – сразу, прости ты, господи, – на две десятки!

Приставки

После долгих хлопот, очередей на бирже труда, ожиданий в передних у всяких завов, замов и управделов, Лидочка получила, наконец, службу. Ее приняли регистраторшей на исходящий журнал в губотдел союза совработников. Радости ее не было конца.

– Наконец-то меня перестанут упрекать, что я сижу на чьей-то шее, – думала Лидочка по дороге на службу. – Хватит, намучилась в этих мещанских предрассудках…

Но в первый же день ее постигла полная неудача.

– Запишите вот эту бумажку, – бросил ей секретарь какое-то отношение. – Вы знаете, как это делается? Ставьте сюда номер, а сюда – краткое содержание бумаги.

И, оставив Лидочке копию, секретарь исчез.

«Всем месткомам, уотделам, рай – и волотделениям», – значилось на бумаге – «Губотдел совработников напоминает о слабой культработе с профактивом. Необходимо всем предместкомам и зав-клубам, и культкомиссиям, в контакте с комъячейками хозучреждений и соваппарата, проводить партлинию в смысле политобслуживания рабмасс путем спецзаседаний и товбесед, устраиваемых не только для проформы. С комприветом».

И подпись.

Лидочка перечитала бумагу раз, перечитала два и ничего не поняла.

– Ну что, записали? – спросил секретарь, подсовывая другую бумагу.

– Я. я. – сквозь слезы пробормотала Лидочка, – не понимаю.

– Как, не понимаете?

– Н-не понимаю. Профактив. Партлиния. Товбеседа…

– Ну, как же так! Актив – вы понимаете? Линия? Беседа? Что же тут непонятного? А «проф» и «парт» – обыкновенные приставки. «Парт» – партийный, «проф» – профессиональный, «тов» – товарищеский. Учили о приставках?

– Учила, – вся в слезах пробормотала Лидочка, но опять-таки ничего не поняла, а спрашивать постеснялась.

– Дома спрошу, что это такое.

И, списав копию бумаги, принесла ее домой. Дома она стала читать бумагу вслух за обедом, но, дойдя до слова «профактивом», горько расплакалась.

– Чего ж непонятного, – сказал отец, – бумага, как бумага. Я сам такие пишу. Чего ты не понимаешь?

– Пр. при. приставки, – заплакала Лидочка. – У нас, во второй ступени, этих приставок. не учили.