Чорт в Ошпыркове (сборник)

– Прекрасно, прекрасно! – сказал он. – Это именно то, что от вас требовалось. Я вижу, что вы еще можете писать хорошие пьесы!..

Трудные счеты

(Из недавнего прошлого)

В конторе предприятия сводят старые счеты.

– Ну так, ладно, – говорит один, – за вами семьдесят пять…

– Семьдесят пять. Да от вас пятого числа не дополучено двенадцать…

– Вычтем двенадцать, – шестьдесят три.

– Как же так шестьдесят три? – по-моему, тридцать восемь.

– 75 минус 13 по-вашему – тридцать восемь? Это почему же?

– Так то советские, а это ж золотые.

– Ах, да!. Значит, 75 минус 13 будет 38. Да вам от семнадцатого числа выдано десять, значит, будет 64.

– Это тридцать восемь да десять будет 64? Значит, по-вашему, десять – это 26? Нет-с, десять будет, по-моему, только 18.

– Десять – это восемнадцать?! А от какого числа? От семнадцатого? Это, милый мой, от пятого числа десять есть восемнадцать, а от семнадцатого – двадцать шесть! Да еще четыре от вас получено – значит, 64.

– Ф-фу. Как же это так? 68 минус четыре – это будет. тридцать пять! А вы шестьдесят четыре!

– Как тридцать пять?

– Да ведь это товарный рубль или нет?

– Товарный. Да позвольте – ка, там у нас десять было, так то тоже товарный, – а мы как считали?

– По Госплану.

– Нет, по бюджетному индексу. По индексу – 26, а по Госплану восемнадцать. Значит, вычесть восемь – отними пятнадцать. М-мм. Пятнад.

– Почему же это пятнадцать?

А потому, что восемь и есть пятнадцать. Это ж от пятого числа. А пятнадцатого, – восемь – девятнадцать. Я же это твердо помню.

– Нет. Тут что-то не так. Ну, начнем сначала.

– Переведем-ка мы все сразу на один знак: семьдесят пять – это три триллиона, да от него отнять тринадцать – будет два триллиона и сто. Да плюс пять – будет. Э-э. будет. м-мм.

– Опять не так! Вы как переводите-то? Принесите-ка счеты, мы сначала начнем.

Поздней ночью две головы устало склонялись над счетами.

– Семьдесят пять да тринадцать – двадцать два. 22 минус семь будет тридцать пять, да 35 помножаем на два – будет 21.

– Так или не так?

– Будто так.

– Итого – два с половиной триллиона; а два с половиной триллиона – это будет 63.

– Вот и не так! Считайте: два да два – восемь, да помножаем еще на два – будет тридцать четыре, да минус пять – будет восемнадцать.

Он долго бормочет, потом поднимает голову и говорит:

– Три триллиона!

– Да вы по какому курсу-то считаете?

– Курс 45.

– И вовсе не сорок пять, а пятьдесят четыре! Смотри-ка – уж рассветает, а он все по вчерашнему! Эх.

И счет начинается сначала.

Пережитки

На улице встречаются две старухи.

– Ты куда, Авдотьюшка, собралась?

– Да что говорить, Фоминишна. Беда у меня.

– Что ты. С сынком что ли неладно?

– С сыном. Вот, думала, последненького выкормила, будет подмога. Долго ли теперь мне на свете-то маяться, успокоит старуху, в гроб положит.

– Поживешь – не старая, чай.

– Где ж теперь мне жить-то? Вот видишь – ухожу от сына-то.

– Неужто гонит?.. Мать пресвятая богородица..

– Не гонит, матушка, не гонит, – что греха-то на душу брать. Да лучше бы он прогнал меня, вот до чего не в моготу стало. По миру ходить слаще, чем такая жизнь.

– Да что у тебя такое, Авдотьюшка? В ум не возьму.

– Я тебе все, Фоминишна, расскажу. Хороший он у меня, ласковый, слов нет. Никогда бы на него не пожаловалась – да ведь время-то какое, сама знаешь. С крысомором проклятым связался – сил моих нету. Спервоначала иконы ему помешали. Снял все и в угол сложил. Прихожу от поздней обедни – батюшки! Что ж ты, говорю, наделал, ирод ты этакий. А он мне:

– Религия, – говорит, – пережиток.

И слово-то это я запомнила.

– Не гневи, говорю, бога, Колюшка, чем они тебе помешали – висят, хлеба не просят.

Уговорила.

– Ну ладно, – говорит, – пусть висят у тебя, а мне не надо.

Ни в церковь не пойдет, ни лба не перекрестит. Ну да я, как уснет он, нет-нет да подойду и украдкой перекрещу. Не дай бог нечистая сила. А он так нечистому на рога и прет. Люди ко всенощной идут, праздник завтра, – а он ходит по дому да свистит. Я ему:

– Колюшка, завтра день твоего ангела, тебе бы в церковь сходить, а ты свистишь.

А он мне:

– Я, – говорит, – никакого ангела не признаю… Пережиток…

– И от ангела отрекается – свят, свят, свят, – испугалась вторая старуха.

– Да ты погоди, что тут еще было-то. Я ему – в аккурат как ты, а он мне такое сказал, такое сказал.

– Можешь, – говорит, – теперь меня Колюшкой не звать – я себе имя переменил.

У меня индо мороз по коже.

– Как же это ты имя переменил?

– А так, говорит, старые имена все один пережиток, – опять такое же слово. Мы постановили новые имена взять.

Совсем меня убил. Прямо не верится даже.

– Как же, говорю, теперь тебя звать прикажешь? Уж не Свисток ли Иваныч, что ходишь да все свистишь? – пошутила я. – А он возьми, да не в шутку:

– Не Свисток, а Рычаг.

– Рачаг?…

– Рачаг. У нас, – говорит, – вся ячейка из заводского обихода имена берет.

Ну я и говорю:

– Значит, и вправду тебя Рачаг Иваныч величать придется.

А он сурьезно опять:

– И никакого Иваныча – все это один пережиток.

Ему, вишь, и батькино имя не по нутру! Тут уж я рассердилась.