Чорт в Ошпыркове (сборник)

– Главная сила – деньги, – поддержал Пахом. – Взять хоть бы рядом с нами – Кузьминки. Живут припеваючи!

– Деньги есть – чего же не жить? – сказал свое слово Антип.

– Так у них артель молоко в город поставляет, – заикнулся Елизар.

– Без денег и артели не заведешь! Нам бы деньги, мы бы, небось, жили не хуже кузьминских.

– Где же там без денег!

– А что бы, – мечтает вслух Пахом, – сговорилась бы наша власть да нам бы дала по сотенке, – ведь оправились бы. А?

– Не справишься с сотенкой. Две…

– А кто безлошадный, тому и тремястами не обернуться, чтобы так жить, как в Кузьминках. Вот ежели бы власть.

– Даст, того и гляди! – обрезал Федот. – Я в волость недавно ездил, гляжу, а у них под носом мельница разваленная. Чего бы, говорю, стоило вам починить? И вам доход, и нам лучше, – мельнику не переплачивать.

– А они что?

– Денег, говорят, нет!.. А какие деньги нужны – плевое дело!..

– Кооперация могла бы взяться, – догадался Антип. – Там деньги есть.

– Держи карман шире! У них в лавке товара-то кот наплакал. А отчего?.. Денег нет.

– Деньги председатель старый растратил, – вспомнил Елизар.

– Жулика выбрали – он и растратил, – ввернула Матрена.

– А почему жулика выбрали? – размышляет Пахом. – От бедности. Были бы у нас в ту пору деньги – не позарились бы мы на его на два ведра очищенной и провалили бы.

– Бедность заставит, – вздохнул Антип. – Еще у нас в ту пору пожар был, полдеревни сгорело, – как же не быть бедности.

– А вот в газетах пишут, – показал свою образованность Федот, – что ежели всю деревню березками обсадить, пожар-то не так будет распространяться. И верно.

– При такой бедности да нам еще березки рассаживать, – люди засмеют! – возмутился Антип. – Я и то как-то черемуху принес из лесу; копаю для нее яму, – пусть, думаю, хоть ребятишки порадуются… А сосед увидал – «Что, говорит, ты, Антипушка, – разбогател, что ли? Черемухи рассаживаешь…»

– Вестимо, – подтвердил Пахом, – бедному человеку это никак не идет. Богатый и огороды разделает, и поросят разведет, пчелы у него водятся, а бедному человеку одно насекомое: тараканы.

– Тараканы-то тоже от бедности водятся, – сказал Федот. – Вот в Кузьминках пока артели не было – в каждой избе и тараканы, и клопы, как по крестьянству полагается, а теперь я в трех избах был – чистота!

– Деньги есть, вот и таракан уходит.

– И что ж ты подумаешь? – начал Пахом, – таракан или там клоп, а все понимает. Который с деньгами – к тому не идет, а к бедному – со всем удовольствием.

– Насекомая тоже чувствует. Даже вошь взять.

– И все-то вы чепуху порете, – вмешалась Матрена. – Обваривай тараканьи гнезда кипятком – вот и выведутся тараканы.

– При такой бедности да обваривай, – возмутился Антип, – досуг нам.

– Были бы деньги!..

Бутылка подходит к концу, но приятели разговорились и расходиться не хотят.

– Еще бутылочку раздавим? – спрашивает Федот.

– Отчего ж и не раздавить – отвечает Пахом. – Ну-ка, Матренушка!

– А деньги-то есть? – всполошилась Матрена, внимательно слушавшая весь разговор.

– Найдем! – обиделся Пахом, – нешто мы без денег.

– Велики деньги два рубля! Как не быть!

– Нету денег – и это не деньги.

На столе появляется новая бутылка хлебного, и разговор продолжается.

– Вот мы, скажут, пьем, – говорит Федот, – а отчего пьем? Все от бедности.

– Денег нет – вот и пьем! – соглашается и Федот. – А кабы нам деньги.

Самый скучный рассказ

Самый скучный рассказ мне довелось слышать в одном из учреждений, ведавших выдачей пособий или пенсий или того и другого вместе. В канцелярию с обычными столами и обычными сотрудниками вошел человек на костылях, худой, изможденный, оборванный, с целой кипой заявлений и документов на руках.

– Товарищ, – обратился он к одному из сотрудников, – в двадцать первом году я потерял пятьдесят процентов трудоспособности, а потом мне трамваем, отрезало ногу. Я совсем не могу работать. И вот тогда же, в двадцать первом году, я обратился в соцобес с просьбой о пенсии. Мне назначили освидетельствование. Освидетельствование откладывали несколько раз – и только в двадцать втором году в январе я получил удостоверение. Обращаюсь с заявлением в соцобес:

– Придите через недельку.

Я прихожу через неделю – через месяц, через два, наконец – мое дело не рассмотрено. Только в октябре рассмотрели. Иду за справкой – говорят: вам отказано, так как ваше удостоверение за давностью потеряло силу. Я вторично иду на освидетельствование – это уже в январе двадцать третьего года. В марте из соцобеса мне отвечают: «На удостоверении неправильно наложена печать». Я пошел к врачу.

Сотрудник, к которому обратился человек на костылях, во время рассказа обнаруживал явные признаки нетерпения, ерзал на стуле, суетился и, не дослушав до конца, сказал:

– Я не могу помочь… Обратитесь к товарищу вот за тем столом…

Человек на костылях покорно перешел к следующему столу, где секретарь весело беседовал с машинисткой.

– В чем дело? – спросил секретарь.

Человек на костылях повторил все сначала – и продолжал: