Петраков проехался по улочкам, промерил их, что называется, колесами, затем исследовал еще несколько мест и забраковал их – первый квадрат, с которого начиналось нынешнее исследование, был самым подходящим для того, чтобы сменить «клиентов» на своих людей, на Семеркина и Токарева, «клиентов» же одним броском убрать из квадрата действий, а погоню отправить по ложному следу, за подставными лицами – майором Семеркиным и старшим лейтенантом Токаревым.
По рации Петраков связался с первым секретарем посольства и несколькими фразами, с цифирью и формулами из «высшей математики» которые не сможет понять никто, кроме посвященных лиц, изложил план.
Сидоров отреагировал сухо:
– Мне это знать совсем не обязательно. Это ваши дела, ваша технология… все – ваше.
– Как «клиенты»? – спросил Петраков.
– Выехали.
Теперь оставалось только рассчитать операцию по времени.
– У кота на хвосте, конечно, завязан бантик? – спросил Петраков с невольно родившимся смешком.
– Есть такой.
– Завязан крепко?
– «Комси комса», как говорят французы. Ни то, ни се.
Рации – без опознавательных позывных, настроенные на одну волну, имелись не только у Петракова и первого секретаря посольства, они были у всех – и у «клиентов», и у Семеркина с Токаревым… Засечь рации было трудно – они работали на той волне, что не использовались местными службами, да и аппаратуры такой у здешних тонтон-макутов не было, сеансы работы были краткими, без специальных приборов запеленговать такой разговор, что произошел у Петракова с Сидоровым – все равно, что отыскать иголку в стоге сена. Наткнуться можно только случайно.
А вообще аппаратура связи как таковая достигла ныне уровня фантастики. Крохотные радиостанции, вмещающиеся в кармане, действуют, например, на расстоянии пять тысяч километров, передача текста происходит в одно дыхание, в секунду, в полсекунды, в несколько долей секунды – фьють, и текст ушел куда надо, – в центр, в Москву, к Петровичу, текст этот, заранее заготовленный, выстреливается в эфир одним нажатием кнопки. Но, несмотря на краткость самой передачи, на стремительность мига, радиостанции НАТО передачи все равно пеленгуют. На это нужно всего лишь три секунды.
И тогда начинается игра в «кошки-мышки»: кто кого? Главное – уехать от места выброса передачи как можно дальше.
Впрочем, этого Петраков сейчас совершенно не боялся; страна, в которую они вошли через приотворенное в границе окно, не числилось в списках НАТО. А коротковолновые разговоры его с первым секретарем посольства и группой никто не засечет. Даже лучшие специалисты НАТО. Воздуха в заднице на это не хватит.
Сидоров оказался человеком серьезным – агентура у него была прекрасная, – а может, деньги хорошие были выделены на проведение операции из государственного кармана, – он и информацией нужной снабдил командира спасательной группы, и подстраховку организовал, и две машины в помощь приобрел – помидорная машиненка-грузовичок оказалась как нельзя кстати, ее Петраков включил в операцию, а Мустафа Али достал фальшивые номера и, чтобы машина не засветилась, на всякий случай спилил опознавательную цифирь двигателя и рамы. За руль помидорного авто Петраков решил посадить Проценко, Муса добавил в кузов еще три ящика помидоров – загрузка получилась полная. Если шибануть по помидорам автоматной очередью, всем мало не покажется – страшновато-красной помидорной крови будет пролита целая река.
За рулем второй – прикрывающей машины находился агент из местных – толстяк с видом страдающего от собственного ожирения простачка. Ужасающей раскосостью глаз толстяк мог соперничать только с кривляющимся Проценко. Имя у толстяка было редкое для здешних краев, с грузинским налетом – Реваз.
Вмешиваться в дело Реваз не имел права – разве что только в провальной ситуации, терять такого агента, глубоко внедренного в среду, с собственным делом, приносящим хороший доход, Сидорову было нельзя.
В восемь тридцать утра на рации у Петракова заполыхал резковато-красный огонек. Это означало начало операции и майор тут же подал команду своим:
– Счет пошел!
Время не замедлило скрутиться в тугой жгут.
А счет пошел жесткий. Пока на доли – в десять секунд каждая, – но потом доли эти уменьшатся. Петраков умел контролировать время, считать, будто бухгалтер, каждый миг и каждый чох брать в клещи. Впустую не должен был пропадать ни один вздох.
Проценко уселся за руль помидорной машиненки, кивнул прощально командиру – судьбы их с этого мгновения разделялись, у них вообще были разные судьбы, у офицеров группы Петракова, у каждого своя. Проценко сложил два пальца в колечко – общепринятый знак «о’кей», показывая, что все у него хорошо, Петраков подал ему сигнал: «Начинай движение!»