Чрезвычайные обстоятельства

– Фокус-покус-мокус-бокус-докус, – Токарев улыбнулся, улыбка у него получилась неожиданно скомканной, озабоченной, в уголках рта появились горькие складки, Семеркин глянул на напарника, все понял – у него и у самого на душе было неспокойно, спросил, резко вскинув голову, словно хотел увидеть, а не стоит ли кто у Токарева за спиной?

– Ты чего это?

Горькие складки, возникшие у рта Токарева сделались еще более глубокими и горькими, более жесткими, – говорили они на русском, не боясь, что их подслушают, делали это специально, да и как, собственно, могут разговаривать два «рашен» предпринимателя, попавшие в чужую страну по делам бизнеса – не на мандарапупском же, и не наречии вымирающего народа пупу-гугу, – только на русском, и вообще, это было частью задания, возложенного на Семеркина и Токарева. Токарев согнал с лица горькие складки, сжал губы бантиком и выплюнул в ладонь маслиновую косточку.

– Маслины здесь настоящие, не те вымоченные, вываренные в извести дички, что продают у нас в Москве. Здесь маслины делают с любовью – с перчиком, со специями, блестят они масляно… Одно слово – настоящие! Охо-хо! – Токарев не выдержал, вздохнул. – У нас, простых смертных – райские перспективы, как говорил один работяга, перешедший работать из доменного цеха на пасеку, установленную в цветущем саду. Одно плохо – пчелы кусаются, – Токарев выглянул из-под полога, под которым они сидели. Выжаренный воздух был тугим и звонким. – Еще по одной кружечке и – вперед!

– Интересно, засекли они нас на «сисясочный» момент, как говорил дорогой Леонид Ильич, или не засекли?

– Пока нет ни одной приметы, что засекли, – Токарев вздохнул, сожалеюще развел руки в стороны. – Не знаю, как ты, а я не обнаружил. Но это ничего не значит… Может, нас засекли именно в эти вот минуты, когда мы пьем с тобой пиво…

– Засекают. Глагол в настоящем времени.

– Все едино. Что в настоящем, что в прошедшем… Все там будем.

Чутье у Семеркина было развито, как у всякого охотника, на пять, Токареву за майором было еще тянуться, да тянуться, – их машину засекли. В стране с таким режимом спокойствие тех, кто находится наверху, обеспечивается обычным стуком-бряком.

Примитивная бензоколонка, на которой заправлялись «рашен бизнесмены», эта бочка с привязанной к ней табуреткой и одуревшим от жары заправщиком оказалась телефонизированной; проводив взглядом запыленный «рено», медленно перекатившийся от автомобильной бочки с бензином к зеленому островку, пахнущему жареным мясом, заправщик бензовоза почесал пяткой о пятку, потом достал из кабины из-под старого продавленного сидения телефонную трубку со шнуром и грязными кнопками набора, врезанными в тело трубки, позвонил по номеру, хорошо ему известному.

– Господин, – предельно вежливо сказал он своему собеседнику, – здесь иностранцы появились… Два человека. Белые. На какой машине, спрашиваете? «Рено». Весь в пыли… Если пыль оттереть, цвет будет зеленый. Что? – заправщик вытянулся, щелкнул пятками. – Есть! Буду держать за заднее колесо, чтобы не уехали раньше времени.

Он еще раз щелкнул пятками и долго, с некой нежностью и покорностью смотрел на телефонную трубку, по которой только что говорил, потом смотал шнур и снова сунул трубку под сидение. Втянув голову в плечи, словно бы на него сверху, с небес должен был свалиться кирпич, заправщик приложил ко лбу ладонь, сощурился, пытаясь рассмотреть номер «рено», стоявшего под деревом на краю оазиса.

До машины было далеко, цифры номера слиплись, на расстоянии не рассмотреть. Заправщик заметался – он и свое хозяйство не мог бросить, без присмотра его живо какие-нибудь шакалы оприходуют, и не выполнить приказание «господина» тоже не мог. Как же быть, как быть?.. Он высунулся из-под зонта и, всхлипывая горестно, пришлепывая губами, заплясал на яростном солнцепеке.

В огромном желтом небе плавали одинокие расплывающиеся точки – это парили орлы, выискивали глазами добычу на земле, не находили ее и, клекоча тоскливо, горько, продолжали описывать в воздухе круги.

Жары они, в отличие от людей, не боялись.

Когда Токарев с Семеркиным садились в машину, к ним подбежал паренек-заправщик, залопотал что-то, плюясь и ожесточенно вращая глазами, потом с хрустом сложился, ухватил руками заднее правое колесо и потянул его на себя.

– Ничего не пойму, – Токарев покрутил пальцами у виска, – он что, порченый, что ли?

– Совсем недавно был вполне нормальный.

– Тогда чего ему надо? Просит подарить колесо? И куда он его приделает? К собственной заднице? Прикрутит четырьмя гайками, чтобы не оторвалось?

– Нет, тут что-то другое, – спокойно проговорил Семеркин, улыбнулся понимающе. – По-моему, это обыкновенный стукач.

– Тогда ему надо дать денег за то, что он не дремлет и – вперед!

– Давать стукачам деньги аморально, сударь.

– А я даю, – Токарев пошарил в кармане, нашел две однодолларовые бумажки, швырнул их на землю.