Чтец

Они оказались безбилетными пассажирами, а с такими могли сделать всё, что угодно. Она слышала на этот счет разные истории. Если корабль плыл недалеко, от одного прибрежного королевства к другому, их могли просто сделать рабами и продать в следующем порту. Если же корабль шел в длительное путешествие, то их, как безбилетников, могли без всяких церемоний убить и сбросить за борт.

Ящик, который буквально несколько минут назад казался теплым и уютным убежищем, превратился для них в тюрьму.

Стрельца трясло. Дыхание его участилось. Сефия свернулась возле него калачиком и приложилась щекой к его волосам, стараясь теплом своего тела унять дрожь, терзавшую его плоть.

– Все будет хорошо, – шептала она ему на ухо едва слышно.

Сколько у них еды?

– Все будет хорошо.

Сколько воды?

– Все будет хорошо.

Когда они снова увидят дневной свет?

– Все будет хорошо.

Глава 19 Подкуп и кровь

Окутывая дымящиеся трубы печей, горящих в домах, перетекая через покатые крыши домов, сумерки легли на Эпидрам. Западная часть города – чуть поодаль – светилась мигающими огнями и напоминала поле, населенное светлячками. Восточная же часть была укрыта глубокой тенью. Правда, таверны и публичные дома были наполнены светом, пробивавшимся узкими полосками из-за тяжелых оконных штор.

Танин и Пол замедлили шаг возле покрытых сажей и солью окон таверны «Петля палача». Стекло было грязным и совершенно непрозрачным, но в самом уголке окна, будто бы выжженные кончиком горячего факела, светились светом, идущим от лампы, два огненных слова: Осло Кант.

Сердце ее забилось быстрее, и Танин наклонилась вперед, своим телом заслоняя эти слова от Пола. Чуть раньше, тем же днем, она видела, как молодая девушка водила пальцем по грязной оконной панели, легкими штрихами выводя эти два слова. Она уже тогда могла бы забрать Книгу. Убить и девушку, если бы та попыталась ей помешать, а заодно и юношу.

Но она не сделала этого.

Не смогла.

Танин прижалась ладонью к месту, которого только несколько часов назад касались пальцы Сефии. Была ли эта надпись заклинанием? Или проклятием? А может быть, это было послание другому читателю, записанное на грязи оконного стекла? Может быть, послание ей, Танин?

Нимало не интересуясь буквами, Пол достал из ножен нож и принялся чистить себе ногти.

– Что такого особенного в этой девчонке, госпожа? – спросил он.

– То, что она несет с собой.

– Если бы вы интересовались только тем, что она несет, вы бы забрали это еще в Камбали.

Танин подняла глаза, едва заметно улыбаясь.

– Она кое-кого мне напоминает.

– Кого-то особенного?

Краткое мгновение Танин изучающе смотрела на Пола. Главный следопыт двигался с легкой грацией прирожденного убийцы, которой она так восхищалась, и нес на лице улыбку, способную очаровать и обезоружить любого. Этой улыбкой он запросто мог бы выманить рыбу из воды. Сами по себе эти качества могли встречаться и у других людей, но у Пола за душой было кое-что еще: он тонко чувствовал нюансы и сложности человеческих отношений – так же, как легко опознавал капли крови и следы на растревоженной земле.

Ликвидатор не любила его. Но ликвидатор вообще никого не любила.

– А у тебя есть братья или сестры, Пол?

Не глядя на Танин, Пол кивнул медленно, словно внутри себя рассматривал этот вопрос с разных сторон, ожидая, а не выпадет ли из него какой секрет.

– У меня есть старший брат и брат помоложе меня.

– И вы близки?

– Братья – это как солнце и земля. Иногда они горячи и жгут, а иногда холодны. Но всегда соединены кровью – кровью земли на солнце и кровью солнца на земле.

– Так вас вместе держит кровь?

Темные, словно подернутые патокой глаза Пола сверкнули.

– В вашей семье то же самое? – спросил он.

Ладонью Танин стерла надпись со стекла.

– Нет, – сказала она. – Мы связаны чернилами.

Танин вошла в таверну. Быстрым взглядом окинула посетителей. Некоторые были вооружены, некоторые подняли на нее затуманенные глаза, а некоторые притворились, что не смотрят, хотя исподтишка и бросали на нее быстрые взгляды. С крюков, прибитых к стенам, свисали веревочные петли, а пол был усыпан грязными опилками и ореховой шелухой, пропитанной пролитым пивом. Запах стоял тяжелый.

Человек у барной стойки залпом осушил кружку и со стуком поставил ее. Его лоснящаяся голова была покрыта редкими волосами, а левая рука забинтована от кисти до локтя.

– Он бы сделал нас такими богатыми, что деньги сыпались бы у нас из задниц, – говорил он. Его голос отражался от стен таверны.

– А что мы имеем теперь? – продолжал он. – Ничего. Когда я найду эту маленькую сучку, я сверну ей ее тонкую шейку.

Танин устроилась на месте по соседству с говорящим и сказала бармену:

– Я бы хотела предложить этому джентльмену выпить за мой счет.

Ее голос звучал громче, чем обычно.

– Похоже, у него выдался трудный день.

Бармен отбросил волосы и засмеялся:

– Джентльмен! Эй, Хэтчет! Эта леди думает, что ты джентльмен.

Хэтчет посмотрел на Танин своими черными глазками-бусинками; она почти слышала, как в его голове шевелятся мозги.

– Трудная пара дней! – уточнил он. – Поэтому двойная выпивка.