Минут через сорок, обследовав два пятиэтажных дома на другой стороне улицы, Вадим почувствовал, что проголодался.
«Хватит на сегодня», — сказал он себе и двинулся в обратном направлении, к Дому быта. Трешку тратить ему ни к чему, а за полтинник привести прическу в божеский вид не помешает. В последний раз недели две тому назад стригся, еще в части.
11. Утренний звонок
Проснулась Люда поздно и с большой тяжестью на сердце. Даже глаза открывать не хотелось. Ей сразу вспомнился вчерашний день, проведенный на работе. Тяжелый день, понедельник.
Да, неправильно она поступила. Надо, надо было сделать так, как вначале и решила: взять сметану и масло, принести в цех пораньше и поставить Ольге в шкафчик. Никуда бы она не побежала и шум не стала бы поднимать. Какой шум, если вот они, ею же в субботу «добытые» продукты, у нее в шкафчике!
Или уж совсем бы тогда смолчать, не подавать виду… Только как было не подавать виду, как было набраться сил и смолчать, если Ольга, увидев ее, губы свои тонкие, в перламутровой помаде, чуть не до ушей растянула: «Здравствуй, моя лапочка! Какая сегодня свеженькая! Как настроение? Как спалось?»
Нет, не могла Люда сдержаться. При всех говорить, правда, не стала, но крепко взяла Ольгу за руку и потянула к выходу в коридор. Там, возле умывальной комнаты, прямо в глаза и выпалила:
— Ну, Оля, такого свинства от тебя не ожидала!
А та не растерялась — с улыбкой и, казалось, с искренним удивлением посмотрела:
— Неужто обиделась? Или положила мало?
— Еще и смеешься! Совесть-то у тебя есть? Обыкновенная совесть!
Тут глаза Ольги сузились.
— Совесть? Слышала, читала про такое в книжечках.
— А в жизни, значит, на совесть можно наплевать?
— Ты меня не учи. Еще зеленая.
— А ты не всех меряй на свой аршин! Если сама перепачкалась…
— Ну ты, чистенькая, — процедила Ольга, — думай, что вякаешь!
Не надо было вступать в эту базарную перепалку. Сказала главное, что из сердца рвалось, и хватит — уйди с достоинством. А вот не хватило ума — брякнула:
— Не знаю, чистенькая, грязненькая, а продукты эти завтра же принесу и поставлю в твой шкаф. Я к ним не притрагивалась.
Тут-то и взвилась Ольга:
— Дрянь, чистоплюйка! Работает всего ничего, а права качает, принцессу корчит! Ты с мое поишачь, тогда поглядим, какая будешь! Посмей только принести! Я тебя так ославлю — с треском с работы вылетишь! О ней, паршивке, забочусь, как лучше делаю, а она!.. Смотри, Людмила, — поджала Ольга червячки своих губ, — пойдешь поперек — всю жизнь тебе поломаю!
И ушла. Как победительница. Голову держала прямо, не оглянулась.
А Люда в умывальной комнате — благо там никого не было — наревелась вволю и лишь потом умылась, повздыхала и пошла работать.
Безобразная едена. Тяжелый, безрадостный день. А ведь накануне как-то немного успокоилась. Когда незадолго до ухода Виталия снова почему-то вспомнила о продуктах, «дарованных» Ольгой, то он и говорить ей не дал:
— Не забивай этим голову. Что в конце концов за проблема!..
И она замолчала. Даже вроде и устыдилась: в самом деле, сколько можно об этом!.. А Виталий продолжал:
— Посмотри лучше туда. — Они стояли в ее комнате, у окна. Свет был приглушенный, горела лишь настольная зеленая лампа у изголовья тахты. Виталий обнимал ее за талию и смотрел в окно на улицу, освещенную огнями фонарей, желтых, как марокканские апельсины. На противоположной стороне громоздились высокие девятиэтажки с тысячами окон-светлячков. — Посмотри, сколько окон. И за каждым — люди, мужчины и женщины. Со своими судьбами.
— Счастливыми и несчастливыми, — добавила Люда.
— Зачем про несчастливые говорить. Лучше о тех, которые радуются, любят… Во-он окно, голубенькое, на восьмом этаже… Почти крайнее, оправа. Видишь?
— Да.
— Сказать, кто там живет?
— Ну, пофантазируй, — улыбнулась она.
— Живут он и она. Молодые. Оба красивые и здоровые. У окна, как мы сейчас с тобой, они не стоят. Сидят, обнявшись, и смотрят балет по цветному телеку. А утром встанут, счастливые, сядут на свои «Жигули» и поедут на работу.
— Сплошная идиллия.
— Почему идиллия? — Виталий крепче прижал к себе Люду. — Норма. Современная, сегодняшняя норма жизни.
— Не преувеличиваешь? — усомнилась она. — Знаешь, у меня есть школьная подруга… Лучше сказать: учились вместе. Вышла замуж. Так там все это есть в избытке. Почти все, за исключением любви и того, что муж на двадцать три года старше. И так, Витя, бывает в жизни… И не обязательно за тем голубым окном смотрят телевизор. Может быть, сидят за столом и просто разговаривают.
— Допускаю. Но опять же о любви, потому что разница лет у них нормальная, как, например, у нас с тобой, за день они соскучились друг по другу, и сейчас им очень хорошо.
— А вдруг эта женщина больна и собирается ложиться на операцию?
— Людочка, — целуя под волосами ее теплую шею, с укорам сказал Виталий, — зачем такой грустный сюжет?.. Смотри-ка, смотри! — вдруг обрадовался он. — Свет у них погас. Неправда все это! Они здоровы и счастливы. Спать легли. Для чего им свет? Вовсе не нужен. Даже лучше без света…