– Ты всё спа’ла? Это дело! Так поди же переспи’!
Имелось в виду: переспи’ – наново, поменяй реальность на ирреальность, мир-здесь – на мир-не-здесь; вот так (над-реально) – а не с кем-то соприкоснуться (краснея удушливой волной) гениталиями.
Очень (у него) – выходило кастанедово и доно-хуаново; впрочем (напомню) – самого Карлоса (простите фамильярность) он ещё не читал и даже не слышал о нём… И «вообще» – никуда ехать и встречать Новый год (вот оно, совмещение времён) он не хотел; но – полагал себя должным… Не только за «пересы’п», но и – «вообще».
Но даже за вчерашний «пересы’п» – должным: это и есть власть (учителя над учеником) – как песчинки часов песочных, она хотела то ли перетечь в него, то ли его в себя (постепенно, по частям делая целым) его принять… Так она хотела (так он полагал): всё это не было добром.
Они (разумеется) – оба этого, не понимали.
Не понимали, что падение – это падение: им оно казалось простительным!
Они были правы: когда-нибудь потом – простится. Здесь и сейчас – никогда, даже если не будет ощущения краха.
Эти крахи – они как крохи: будут копиться и соберутся в чёрствую краюху старости. Вот так они зло и выбрали – оба (вовсе его злом не полагая).
«Вы говорите: «Как я могу любить Вас? Я и себя не люблю». Любовь ко мне входит в Вашу любовь к себе. То, что вы называете любовью, я называю хорошим расположением духа (тела). Чуть вам плохо (нелады дома, жара, большевики) – я уже не существую.» (Цветаева).
– Ладно, что тянуть? – сказало бы (им обоим) мироздание, если бы – захотело (и для мироздания нет никаких оснований, кроме простого: я хочу). – Вы оба обречены, расставайтесь поскорей.
Разумеется (даже разумом) – ничего такого произнесено не было. Просто-напросто полчаса ожидания на холоде платформы вдруг съёжились до одного сокращения сердечной мышцы, и пришёл кармический (состоящий из вагонов-перерождений) электропоезд, дабы отправить незадачливых любовников в чудовищной астрал зимнего леса.
По силам ли им такое зрелище? Посмотрим.
Видел ли ты, читатель, декабрьский лес под Санкт-Ленинградом? Причём – не нынешний, окружённый иллюзиями глобального потепления, а тогдашний (то есть раньший) – из настоящего (ещё не преданного) СССэРа?
Скорей всего, нет, зачем тебе? Мало кто по доброй воле отправляется в нижние миры Розы Мира (собирать свои ипостаси)
Да и мои герои – не собирались. Однако – собрались.
Они запрыгнули в один (внешне – совершенно случайно им поданный и двери свои перед ними гальванически распахнувший) вагон: всё же ещё раз спрошу себя: дай Бог памяти, какой это был год?
Пожалуй, предательская реформация Царства Божьего СССР уже началась, но – ещё не развернула себя в полной своей ясности… Скорей всего, год был 87-ой, а вагон был от электропоезда – самый что ни на есть первый.
Действительно: зачем остальные тянуть? Нам сейчас интересны мы.
Потому (когда они вошли) – вагон оказался пуст. Да и отапливался он скверно: время было (даже с учётом опоздания «юного» любовника «пожилой» геологини) раннее и предпраздничное; однако же мироздание (для ещё большей наглядности) – могло бы предложить им одного-двух попутчиков.
Мироздание не сподобилось.
На окнах вагонов (ни зги, сплошной иней) и на пассажирских сиденьях – ни зги, сплошной иней (воображаемый: даже внутри своего тела – холодно).
Они сели. Сиденья (повторю) – троны ледяного царства: она была Маргарита, он – грядущий царь иудейский, которого – распни его! Распни! Причём – проделай это вполне по Аристотелю: в ритме, слове, гармонии…
«По порядку, вслед за только что сказанным, нам следовало бы говорить о том, к чему должно стремиться и чего остерегаться, составляя фабулы, и как будет исполнена задача трагедии.