История отечественной культуры знает немало дневников, ставших подлинными памятниками времени при всей разительной разнице их создателей — от хладнокровных и осмотрительных «показаний» чистейшего свидетеля событий А.В. Никитенко до уже упомянутого А.И. Кондратовича, который, равно как и его товарищ по редакции Владимир Лакшин, делал свои заметки буквально в горячке боя, где и сам сражался.
Записи Игоря Дедкова не просто по праву «прирастают» к названным свидетельствам, но, думается, займут среди них свое особое место.
Из далеко не прекрасного костромского «далека» многое здесь увидено не только страстным участником литературной, да и общественной, именно борьбы (тут уж позволительно не согласиться с автором!), но и замечательно чутким и вдумчивым наблюдателем всей народной жизни, обступившей его в пресловутой провинции и своим «упрямым копошением» (его выражение) окончательно его деформировавшей.
И, быть может; лучшим эпиграфом к дедковскому дневнику могли бы стать слова, сказанные Игорем Александровичем еще в первой «новомирской» его статье:
«...Как неизбежно и существенно меняется самый характер и направленность взгляда, когда жизнь, в которую ты входишь и к которой идешь со своими нуждами и заботами, вдруг приоткрывается тебе в ее собственных заботах и нуждах, когда она хотя бы отчасти обнаруживает пред тобой свою внутреннюю многомерность».
НА ЗАКАТЕ...
Тихого голоса звуки любимые...
Тургенев
Если вы думаете, что с переходом журнала «Знание — сила» во Всесоюзное общество «Знание» наступили тишь да гладь, Божья благодать, то глубоко заблуждаетесь. Не те были времена!
Начать с того, что один из сотрудников, как принято было выражаться, не сработавшийся с Ниной, накляузничал новому, уже от «Знания», куратору журнала Ю.К. Фишевскому, будто в редакции неблагополучно с пресловутым «пятым пунктом», сиречь с национальным составом, и что повинен в этом главный редактор. Фишевский, как потом оказалось, был вовсе неплохим человеком, но то ли и сам недолюбливал евреев, то ли сообразовался с «духом времени». Во всяком случае, стал относиться к Нине не без опаски.
Было и помимо Фишевского кому сторожко наблюдать за журналом. Главным образом — со Старой площади, из ЦК КПСС.
Всяких можно было оттуда опасаться неожиданностей. Ничего не стоило, например, цековским блюстителям позвонить в пятницу, дабы Нина явилась по начальству в понедельник. Зачем — не говорилось. И без того очень нервная, она потом все двое суток места себе не находила, пересматривая последние номера журнала и гадая о причинах вызова.
Бывало, дело шло всего лишь о каком-нибудь очередном совещании-инструктаже редакторов. Однако, случалось, что-то и впрямь вызывало «высочайшее» неудовольствие. И чего только не вменялось редакции в вину!
Поместили на обложку апрельского номера фотографию слона — нахлобучка: апрель — месяц рождения Ленина, а вы...
Или вот ленинская ссылка в Шушенское выглядит у побывавшего там очеркиста не только не страшным наказанием, а чуть ли не идиллией: на охоту ходил, на коньках катался да еще песенку какую-то пел на слова — сказать страшно! — Цедербаума (ох, опять эти...), то есть Мартова! будущего лидера меньшевиков! Ну, и что, если они в ту пору еще не разошлись по разные стороны баррикад и даже дружили?! Все равно — грубейшая политическая ошибка!
В одной статье о народовольцах усмотрели чуть ли не инструкцию для современных террористов. Интереснейшая серия статей о России давно прошедших веков стала поводом для нравоучения: дескать, подлинная история нашей страны начинается с семнадцатого года!
«Мне граф Орлов мораль читал», — вспоминал некогда Некрасов о своих собеседованиях с шефом жандармов. Нину, слава Богу, отчитывали всего лишь инструктора отделов культуры и пропаганды или — бери выше! — сам Севрук, уже чином поболее, «прославившийся» своими яростными нападками на «новомирскую» прозу Василя Быкова о войне. Как раз он-то и требовал вести «летоисчисление» с Октября семнадцатого.
Поразительны были «ножницы» в оценках — вечные претензии и придирки «сверху» и популярность у читателей, выражавшаяся в постоянном росте подписки. Начальство расценило читательские пожелания по-своему и распорядилось... сократить тираж ни мало, ни много на двести тысяч экземпляров, предпочтя ради «идейных» соображений поступиться прибылью.
Первое время председателем правления общества «Знание» был академик Артоболевский, к журналу явно благосклонный. Но после его кончины в «Знании» воцарился лауреат Нобелевской премии по физике академик Басов, которому вздумалось превратить общекультурный, отвечавший интересам разных категорий читателей журнал в преимущественно технический, с «академическим» уклоном.