Что другие думают во мне

Ее это не убедило. Но запретить мне при всех эту поездку она тоже не могла. Мы решили, что я позвоню завтра и мы договоримся, как я верну машину. Поездка в такой поздний час должна быть относительно безопасной, особенно на дорогах, которые ведут к дому.

Он все еще был там, в темноте, черный заброшенный прямоугольник среди листвы, шевелящейся на ветру. Я тихо вышел из машины и подошел к дому. Стеклянные стены частично разбиты, дверь взломана. В саду несколько цветков были растоптаны, но в целом территория осталась почти нетронутой. Я медленно вошел внутрь дома и нажал на выключатель. Что-то звякнуло, и оставшиеся лампочки замигали тусклым желтым светом, которого хватило, чтобы оценить масштаб разрушений.

Я ожидал худшего. Ожидал увидеть рухнувшие стены, пол, превратившийся в рыхлую пыль, ожидал тотального, абсолютного и непоправимого разрушения. Может, я склонен все преувеличивать, а может, они просто не успели довести дело до конца. Большая часть стен все еще была на месте, гранитный островок на кухне остался нетронутым, значительная часть книг все еще на полках. Похоже на дело рук банды грабителей. Несколько недель тяжелой работы – и здесь снова можно будет жить. Электричество работало. И, кажется, даже водопровод. Дилетанты.

Я медленно прошел по битому стеклу, вышел в середину пространства и огляделся вокруг, изучая звезды, блестевшие сквозь дыру в потолке. Телевизор разбит, почти во всех больших стеклянных панелях, составлявших основу внешних стен, зияли огромные дыры. Я искал хотя бы одну целую стеклянную стену, зная, что в тот момент, когда увижу свое отражение в одном из темных стекол, пожалею об этом и попытаюсь отвести взгляд. Я осмотрел их все и обошел по кругу, дойдя до входной двери и увидев того, кто стоял в проеме. С улыбкой на лице и с пистолетом в руке.

– Тебе же сказали не возвращаться, – сказал он и улыбнулся еще шире.

Воцарилась тишина.

Обманчивая тишина, в которой я не услышал, как он подошел. Не услышал его мыслей…

– Кто ты? – спросил я.

– Последний человек, которого ты увидишь в своей жизни, – сказал он.

Не на такой ответ я рассчитывал. Я хотел услышать имя, услышать его мысли. Эта тактика отлично срабатывала на каждом допросе. Но не тут.

Он поднял пистолет и начал медленно накручивать на него толстый серый глушитель.

– Последние слова? – спросил он.

– Да, – сказал я. – Мы одни в этом лесу, только мы вдвоем в заброшенном доме. Зачем тебе глушитель?

Он посмотрел на глушитель, будто осознав бессмысленность этого предмета, а потом пожал плечами.

– Привычка, – сказал он и поднял пистолет.

Я прыгнул за большой гранитный островок в кухне и услышал кашляющий звук выстрела. Он медленно пошел на меня, не переставая снова и снова нажимать на спусковой крючок, а я тем временем рыскал по нижним шкафчикам кухни. Я там хранил всю неиспользуемую посуду. Что мне сейчас поможет? Поварешка? Дуршлаг? Сушилка для салатных листьев? Когда я в последний раз сушил салатные листья?

Не переставая слышать приглушенные выстрелы, я нащупал рукой пачку муки. Появилась надежда. Я поднялся и кинул мукой в человека с пистолетом, надеясь остановить череду выстрелов. Пуля попала в летящую пачку, и мука превратилась облако. Именно эта секунда была мне так нужна.

Я бросился в сторону, надеясь, что мучное облако достаточно меня скрывает, кинулся к нижней книжной полке у противоположной стены, вытащил том «Братьев Карамазовых» и открыл его. Внутри был мой пистолет (да ✓). Я вытащил его и направил туда, где еще клубилась в воздухе мука, на кашляющего киллера.

И на второго мужчину, который появился в дверях. Почему я никого из них не слышу?

Я поочередно направлял пистолет то на одного, то на другого.

– Не двигаться! – услышал я свой крик. – Не двигаться!

Они посмотрели друг на друга. Я мог только догадываться, о чем они думают: «Этот дурень полагает, что уложит нас обоих из одного пистолета?» Мой зашкаливающий пульс стучал в висках, ладони вспотели.

Они медленно приближались ко мне.

– Я всю обойму потратил, – сказал первый, – возьмешь его?

– Согласен, – сказал второй.

Они так похожи. Одинаковая стрижка, одинаковая тихая прерывистая манера речи, изнутри бурлящая жестокостью.

– Супер, – сказал первый и обратился ко мне: – Классно придумал с мукой. И с пистолетом. Молодец, находчивый.

Он положил пистолет на гранит, наклонил голову и похлопал в ладоши.

Свет погас. Когда я раньше гасил свет хлопком в ладоши, то знать не знал, что однажды это спасет мне жизнь. Я бросился к стене. Немного удачи – и я смогу выпрыгнуть наружу через одно из разбитых окон. Я услышал торопливое движение позади. Последовало несколько выстрелов, а потом снова кто-то хлопнул в ладоши, и свет зажегся.

Мы трое стояли застыв: я – за секунду до прыжка, первый киллер – вперив в меня злобный взгляд, а второй – выставив руки вперед и направив на меня пистолет. Время остановилось, как в детской игре, когда кто-то сказал: «Раз, два, три, морская фигура замри», но потом я понял, что оно просто замедлилось от предчувствия, что через секунду в меня выпустят пулю.