Она стояла, прислонившись к дверному косяку, надувая и лопая пузырик из жвачки, затем скатывала пальцами шарик и отправляла его снова в рот. Я пытался понять, когда она спала и сколько. Она выглядела вполне бодрой, хоть и немного задумчивой. Казалось, что ситуация, в которой мы очутились, в некотором роде забавляет ее, и она пытается найти разгадку, будто решение очередного каверзного вопроса из сканворда. Копна волос делала ее похожей на маленького льва. Жвачка, которую она снова и снова скатывала пальцами, стала уже бесцветной.
– Он оставил тут свою трость, – указал я рукой на дверь, – и еще пальто.
Мерав посмотрела на них и повернулась ко мне.
– О’кей, и что? – сказала.
– Он ушел без своей трости? – спросил я. – Немного странно, нет?
Она коротко рассмеялась:
– У Рафи хранились десятки тростей. Они ему на самом деле не нужны, понимаешь, они были его якорем. Когда ему надо было вернуться из своего серфинга в мир, они ему помогали. Когда он приехал сюда, он привез штук пять с собой.
– Но ведь именно эта его любимая?
Она посмотрела на меня с интересом и спросила:
– На что ты намекаешь?
– Не знаю, – смутился я. – Что-то тут не вяжется, нет?
Она сделала мне знак рукой выйти и закрыла за нами дверь.
– Ты ищешь загадки там, где их нет, – сказала она. – Он постоянно говорил, что его все достало и что «завтра меня тут не будет». Ну, забыл пальто и трость. Забыл. Ему не нужна трость, чтобы ходить, и, насколько я знаю его, даже если бы он про них вспомнил, прежде чем дошел до ворот, все равно бы не вернулся. У него есть другие трости, целая коллекция…
– О’кей, – поджал я губы, – если ты так считаешь…
– Нам хватает проблем, не надо придумывать новые загадки, – сказала Мерав, – но, если хочешь, проверим потом камеры и посмотрим, когда и как он вышел.
– Договорились, – ответил я, направляясь в свою комнату, но она рукой задержала меня.
– Подожди, – сказала она, – я хочу тебе показать кое-что.
– Что? – спросил я.
– Пойдем.
Я шел за ней по коридору, стараясь попадать в ритм ее шагов. Мы повернули и спустились по небольшой лестнице, пересекли пустую комнату, в центре которой стоял покрытый пылью стол для пинг-понга, и вошли в следующую комнату, а потом – снова коридор и маленькая лестница, ведущая к запертой на замок двери.
– Куда мы идем? – спросил я.
– Сейчас увидишь, – сказала она. – Кстати, мы тебе оставили небольшой сюрприз в комнате, ты нашел? – спросила она, звеня связкой ключей, которую вытащила из кармана.
Я посмотрел на нее, застигнутый врасплох.
– Да, – ответил я. – Спасибо. Я не ожидал.
– Не за что, – сказала она. – Нати порылся по больничным шкафам. У них там все в полном порядке, с наклейками. Полчаса – и он нашел твои вещи.
Она выбрала нужный ключ и с победной улыбкой взмахнула им в воздухе. Это она положила блокнот в карман или Даниэла? Думаю, Мерав считала маленькой победой то, что удалось достать блокнот. Интересно, разозлится ли она, когда узнает, что я порвал все листы на мелкие кусочки и что ее сюрприз сейчас лежит на дне мусорной корзины в моей комнате?
Мерав открыла дверь, и слабый флуоресцентный свет осветил короткий бетонный коридор длиной в несколько метров. На другом его конце был металлический люк, вмонтированный в пол. Мерав подняла его, и люк выразил свой протест громким скрипом.
Запах, который я почувствовал из отверстия, пробудил во мне желание отшатнуться и убежать. Никогда не знаешь, что скрывается под землей.
– Подвал для пыток? – спросил я.
– Почти, – сказала она. – Пойдем, покажу.
Через отверстие в полу мы увидели первые ступеньки металлической лестницы, исчезающие в темноте. Я уставился в бездну, и на секунду мне показалось, что я слышу, как Даниэла шепчет мне на ухо: «Айгенграу».
Айгенграу. Если закрыть глаза в абсолютно темной комнате, без окон, без единого источника света, то увидишь не черный цвет. Это другой цвет, айгенграу. Очень темный серый, цвет «ничего». Глаз не способен увидеть настоящий, истинный черный цвет, потому что, даже когда света вообще нет, в сетчатке все равно происходят некие процессы, посылающие сигналы в мозг. Айгенграу – это статический шум зрения. Люди вроде Сиван полагают, что мы от природы не можем увидеть чистый черный цвет, даже когда света нет совсем, а люди вроде меня считают, что мы никогда не можем знать наверняка, является ли то, что мы видим, реальностью, или это «обман зрения». Даниэла в свое время сказала: иронично, что людям нужен свет, чтобы увидеть черноту.
Пока я смотрел, Мерав шагнула на лестницу, спустилась первая и, когда оказалась в самом низу, нажала на выключатель, и дыра наполнилась светом. Я тоже спустился, остановился рядом с ней и осмотрелся.
– Что это? – спросил я.