Однако самого Золотарёва ничего не смущало. Он, тем временем, стал расспрашивать, как добраться до военного госпиталя. Что тут скажешь – истинный военный. Да ещё и в танке. Понимая, что явился этот замечательный танкист из самого отдалённого района области, а где родился, так и вообще неизвестно, Лариска прямо-таки на пальцах начала объяснять, что нужно доехать до Цирка. Затем встать к нему спиной, чтобы впереди было здание «Дома быта», сесть на любой трамвай (даже номера перечислила) и проехать вроде четыре остановки, но лучше спросить. Госпиталь будет справа по ходу движения. Вроде даже глухому понятно. Глухому, оно может и понятно, но здесь совершенно другой случай, перед тобой танкист. В ответ на весь этот подробнейший рассказ, который Золотарёв то ли слушал, то ли нет, прозвучал невозмутимый вопрос, суть которого, как под копирку, сводилась к тому, в какой части света находится Цирк, а в какой «Дом быта». И это при том, что предварительно он пояснил, что, разумеется, знает, где Цирк, а где «Дом быта». Со стороны смотрелось так, будто он отмахивается от Лариски, как от назойливой мухи, со всей дури прущей на варенье. Все, ну, разумеется, кроме самого Золотарёва, замерли, как соляные столбы. Представляя Ольгу в такой ситуации, и все последствия, касающиеся Золотарёва, Лариска решила, что ему несказанно повезло, поскольку дело он имел не с Волгиной, а с ней, и, не повышая голоса, спокойно ответила, что она не танкист и частей света не понимает. Типа – «Я хомяк, я живу в поле и никаких лесов не знаю». Так вроде было в каком-то мультике.
– Мне ещё карточки в информцентр Гончаренко просил отдать. Где он? – невозмутимо продолжил Золотарёв.
– Пошли, – сказала Лариска обречённо, плавно переходя на «ты», забыв в связи со сложностью «клиента», о своём «звёздном часе» и всей положенной строгости сотрудника Следственного Управления. Всё было безнадёжно. – Частей света не знаю, объяснить не смогу. Она закрывала дверь под прорвавшийся наружу хохот Волгиной и Чередниковой.
Когда вернулась, девчонки, успокоившись, разливали чай. Лариска взяла свою чашку с рассуждениями о том, а на фига ему это всё нужно, зачем их всех сюда набрали и, главное, – для чего всегда гробилась она, буквально «вылизывая» каждое дело, проверяя каждую запятую, вздрагивая по ночам с мыслью о том, не забыла ли что. Чай, вроде был уже и не к месту, так как скоро обедать, но нервное напряжение снять было просто необходимо. Никто ведь из них не курил, не водку же пьянствовать посреди рабочего дня. А был тот самый случай.
Были на этой «следственной» работе, которую Лариска следствием считала на какую-то не столь уж большую часть, хотя, бесспорно, нужную кому-то, и другие развлечения.
Одним из них был Ольгин «компаньон» по появлению на работе тот самый Кочанов. Он работал в зональном отделе. Но так повелось, что и методисты, и «зональники» существовали вместе. Кочанов, не напрягаясь особо на вверенных ему районах, любил зайти к ним выпить чайку. В его кабинете сидело много человек, поэтому не все его, очевидно, слушали, а уж если быть справедливым, то просто «затыкали». А здесь он, находящийся в свободном поиске (был в разводе), рассаживался и тянул бесконечные рассказы про своих, с завидной периодичностью меняющихся пассиях, как правило, «не подходивших» для его грядущей новой, без сомнения, счастливой, семейной жизни. Одна не так одевалась, другая неправильно, а именно в раковине, чистила картошку, ну и всякие другие претензии тоже были. Разве всё упомнишь? Лариска с Ольгой цеплялись, говорили, что с его требованиями он не женится никогда, но Кочанов стоял на своём, подливая при этом чай. Болтовня его иногда утомляла, особенно когда все были, как бы немножко заняты. Но на этот случай имелось своё оружие. Как правило, Ольга с Натальей делали глазами Лариске знак, после чего начиналось её соло. Лариска потягивалась, выразительно смотрела на Николаича и задушевно, глядя на него, приглушённым голосом произносила: «Кочанов, женись на мне. Не пожалеешь». Волгина с Чередниковой заходились от хохота, потому что при этом Лариска начинала подниматься, всем видом демонстрируя, что выдвигается к нему вплотную. И это давало результат. Сашка ставил кружку и моментально испарялся. Впрочем, польза от Кочанова была, да ещё какая! Он умел, так сказать, вправить позвонки. Позвоночники у всех от сидячей работы оставляли желать лучшего. Сашка подходил со спины, требовал расслабиться и, взяв подмышки, как-то встряхивал что ли. Хруст слышался на весь кабинет, становилось легче. Не все же так умеют. А он умел. Ради этого можно было и прослушать все его недовольства, касающиеся женского пола, когда время было. А вот когда не особо, удар на себя брала Лариска.