Что я натворила?

— Никто не любит твою мать, Лидия, потому что она тощая, жалкая и унылая. Она хочет испортить все наше веселье, хочет, чтобы мы чувствовали себя такими же несчастными, как она. Но мы ведь этого не хотим, не так ли, Лидс? Мы хотим веселиться! Мы же не хотим грустить?

— Нет! — в этом Лидия была уверена, как ни в чем другом. Этого они точно не хотели.

Кэтрин положила голову на колени и заплакала, глядя в море, чтобы не тревожить своих детей.

Тем вечером, когда дети крепко заснули в своих кроватках в комнатке с нарисованными на полу якорями и парусами на стенах, Кэтрин приготовилась к неизбежному. Она помедлила, собирая в кулак все свое мужество. Выйдя в коридор, она дотронулась до руки мужа.

— Марк?

— Да, Кэтрин?

— Я хочу у тебя кое-что спросить.

— Спрашивай!

Он сказал это с такой веселостью, что на секунду Кейт показалось, будто весь этот кошмар днем на пляже она себе навоображала. Марк казался таким безмятежным и радостным, что, услышь их нынешний разговор кто-нибудь посторонний, он бы подумал, что Кейт какая-то странная — нервная, сомневающаяся. Жалкая даже.

— Я хотела бы попросить тебя, Марк… — сказала она.

— Да?

Ее муж слегка кивнул, как бы говоря — продолжай.

— Я… Я хотела попросить тебя не настраивать против меня детей, — пробормотала Кейт.

Марк не ответил, но его молчание она приняла за знак согласия. И подумала, что может продолжить:

— Я терплю многое, Марк, и мне все равно, что ты со мной сделаешь, но прошу тебя, пожалуйста, не обращайся так со мной в присутствии детей, потому что они для меня все, и это несправедливо по отношению к ним и ко мне. Они — все, что у меня есть, и это единственное, с чем я не могу смириться.

Она едва успела договорить, как Марк ударил ее с размаху тыльной стороной ладони по губам. До этого он никогда еще не поднимал на нее руку. Рот Кейт наполнился кровью, а губа сразу распухла, показавшись непропорционально большой. На идеальный пол арендованного коттеджа закапала кровь.

Удар застал Кейт врасплох, и она рухнула у подножия выкрашенной в белый цвет лестницы. Марк нагнулся над женой. Он нежно провел рукой по волосам Кейт, откинув волосы, измазанные в крови, сочившейся у нее из губы. Марк покачал головой — так делают родители, увидев, как их ребенок случайно ушибся.

— Очень рад, что тебя не волнует, как я поступлю с тобой. Что ж, будь по-твоему, — сказал он.

Марк поднял ее с пола и повел по узкому коридору в спальню. Войдя, Кэтрин села на край кровати и медленно расстегнула рубашку дрожащими пальцами. Она онемела от шока.

Марк снял носки и точным движением танцора шагнул вперед и засунул один из них Кейт в рот. Та попыталась подавить рвотный рефлекс, боясь задохнуться.

Марк бросил Кейт на матрас и зашептал ей на ухо сквозь стиснутые зубы:

— Ты очень, очень плохая девочка, целых одиннадцать очков получила за всякие нехорошие поступки. Но, так как тебе все равно, что я с тобой сделаю, все ведь нормально, да?

И Марк начал свои пытки. Через несколько секунд стало очевидно, что кляп был не нужен; Кейт бы все равно не смогла закричать или поднять шум. Потому что почти сразу же вырубилась от болевого шока.

Когда Кэтрин проснулась ранним утром, носка во рту уже не было, и за это она была благодарна. В горле пересохло, а губы потрескались. Она протянула руку к стакану воды. Почти дотянулась до него, но тут перед ее лицом возник Марк и ехидно спросил:

— Хочешь пить, Кэтрин?

Она кивнула.

— Еще бы ты не хотела. Но нет. Никакой воды, моя дорогая, не сегодня.

Кейт попыталась сглотнуть, но ее язык распух, у нее пересохло в горле, а губы вздулись и были покрыты запекшейся кровью. Она перекатилась на бок и зарыдала в подушку, стараясь не думать о боли в бедрах, не желая смотреть на то, что он с ней сотворил на этот раз.

Кейт покачала головой, пытаясь стереть воспоминания о тех каникулах. Все, даже самые счастливые моменты были омрачены жестокостью ее мужа. Кейт словно играла какую-то ужасную роль: на сцене происходило много прекрасных и захватывающих событий, которые могли бы принести ей радость — только она не могла оставаться на сцене навечно, и когда уходила за кулисы, сразу бац! И происходило что-то жуткое, избежать чего она не могла. Кейт оставалось лишь каждый день разыгрывать этот спектакль, пытаясь спрятать свои душевные раны от публики и втайне надеясь, что кто-то разглядит их за ее фальшивой улыбкой и ринется на помощь. Но никто не приходил.

Кейт посмотрела на улыбающуюся девочку перед ней и представила себе, как ее дочь, счастливая, прячет в кулачке волшебную раковину, восхищаясь ее красотой. Моргнув, она попыталась проглотить подступивший к горлу ком.

— Спасибо. Это мне? — спросила она нетвердым голосом.

Маленькая девочка кивнула.

— Это лучший подарок за последнее время. Я буду беречь его как зеницу ока! — подмигнула Кейт.

— Вот ты где, Матильда!