Читаем Что имеем — не храним (СИ) полностью

– Можешь не спешить, Джорджи. Я тебе не насильник, – Джерси качает головой. Он чуть-чуть чувствует себя старым совратителем, но это неизбежное чувство, если ты берешь перепуганного натурала и заставляешь его сосать. Хотя не то чтобы Джерси на самом деле было дело до чужих предпочтений, он-то сам не особенно видит разницу в том, кого трахать: мужчин, женщин, животных или кого-то еще. Разница в том, как они себя ведут и кого где надо гладить и кусать. А на вкус они все одинаковы. Дело в специях.



– О'кей. О'кей, – повторяет Джорджи, а потом берет со столика початую бутылку вермута и, едва обтерев горлышко, сходу делает четыре крупных глотка. – Без бухла я лучше сдохну, – он делится откровенно и глотает еще. – Бабская срань, зато вкус ядреный, – морщится, утирая рот запястьем. – Ну ладно. Ладно, – он старается говорить уверенно, переводя взгляд на ширинку Джерси.



– Ты не трясись так, – Джерси старается, чтобы это не выглядело, как подначка. – Садись, – он последний раз затягивается, тушит сигарету и кивает на пол между своих ног.



– Без тебя догадаюсь, что делать, блядь, – огрызается Джорджи. У него слегка подрагивает голос.



Он пьет еще и шлепается на пол как-то неловко, подогнув колени. Джерси тянется к пуговицам на брюках.



– Да стой ты, блядь, не так же сразу! – Джорджи глядит исподлобья и снова прикладывается к бутылке. – Меня и так трясет до усрачки, а если меня трясет – не смей даже доставать свой гребаный хер! Я лучше еще выпью… – он глотает вермут жадно, отставляя бутылку только тогда, когда она пуста больше, чем на две трети. – Вот так, – снова утирает раскрасневшиеся губы и решительно кладет пятерню Джерси на колено. Решается, чуть подается вперед, но сразу садится обратно. – Ну нет, не могу я, блядь, так, ебать мать твою ведьму в ее сраный ведьминский рот!



– Я бы не советовал, – Джерси спокойно качает головой.



– А че так? – тут же зверится Джорджи.



– Она была такой страшной и старой, что и у мертвого не встал бы, – Джерси хмыкает, улыбаясь краем рта, и Джорджи, успокоившись, хмыкает тоже.



– Ну, у твоего папаши как-то встал же, – и это звучит даже миролюбиво на самом деле.



– Может быть, она все-таки была немножко ведьмой, – нарочито задумчиво отвечает Джерси. – Или хорошо гнала самогон.



Джорджи хихикает, но потом вздыхает, крепче сжимая колено Джерси. Сколько ни тяни, а дело само не сделается. Он пережимает колено пальцами, через силу пытаясь погладить. У Джерси худые ноги, на ощупь через брючину не сильно хуже, чем у женщины за сорок. Джорджи осознает, что только оттягивает момент, но ему так проще. Он как-то имел секс за деньги с женщиной прилично старше – физически старше, конечно, – и та была довольно хороша. Хотя это она поила его сладкими коктейлями, много смеялась и наглаживала его бедра. А ему оставалось только не слишком осознавать, как они переместились с дивана в спальню, как тягучие поцелуи ему в губы, шею и грудь перетекли в самый потрясающий отсос в его жизни, до пьяных искр под закрытыми веками, и как дальше она не давала ему кончить больше часа, а после еще оседлала и объезжала до сухого оргазма в крик. Джорджи помнит, как утром выпутывался из одеяла и кружевных подтяжек, как спустился в зал, весь в следах от темной помады, распространяя запахи липкого пота и перегара. И как Вивиан делала ему кофе, а потом вдумчиво пересчитывала деньги, а он с улыбкой целовал ее ломкие пальцы. Это было дорого и хорошо. Сейчас все совсем не так.



Джорджи машинально гладит колено Джерси, переходя к бедру, не поднимая голову. Настоящее меняется вместе с расценками. От расслабленных ног и паха подает зверем, влажным лесом и свежим мхом. Джорджи снова вздыхает, размашисто проводя сухой ладонью по жилистой ноге.



Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее