Что касается

Тесны пустынные просторы.
Они ползут в окошке мутном.
Однообразные рассказы
иссякли, надоев друг другу.
Одни пасьянсы да кроссворды
шуршат, бубнят в вагоне нудном.

Я задремал или – не помню.
Во всяком случае, не сразу
знакомую в себе тревогу
почувствовал. И тут я понял,
что нет тебя: ты где-то вышла.
Меня безмолвно, как обычно,
покинула. Спустясь на насыпь,
мимо шлагбаума, мимо будки
направилась куда-то в поле.

В твоём купе все спят по полкам.
Разнообразный храп спокоен.
Твоей ни сумки нет, ни куртки.
Я к проводнице: – Остановка
давно была? – А что такое?
Минут пятнадцать была – Лодья.
Да это просто деревушка.
– Там девушка сошла? – Нет, вроде.
Да мы стояли там минуту.
– А следующая скоро? – Укша.
Такими темпами под утро…
Да нет, шучу. В ноль сорок восемь.
Вы ищите свою подружку?
Найдётся. Может, просто шутка.
Может, пошла к кому-то в гости?

По коридору – неизвестно
зачем – я в нерабочий тамбур
побрёл. – Он пуст, как я и думал.
Скрипит, раскачиваясь, сцепка.
И рядом туалет не заперт.
Мотается косая дверца.
Розетка сломана над краном.
В окно опущенное дунул
хвост пробегающего ветра.

Искать тебя по всем вагонам
неловко, да и бесполезно.—
Я чувствую. Мне стало ясно:
пока я собирал пасьянсы
во сне, ты резко и безмолвно
меня покинула, исчезла,
намерений не проверяя.
Без размышлений, произвольно
ушла в иное измеренье,
в пустые тёмные пространства.

Окно открыто. Ночь сырая.
Опять плетёмся еле-еле.
Ну, чуть быстрей велосипеда.
Я тонкий – как-нибудь пролезу.
Нет, задом… и тогда… и если
повисну на руках на раме…
Не знаю как, но я так сделал:
повис – и, оттолкнувшись, прыгнул.
Я пролетел балласт – и в землю
уткнулся кубарем с обрыва.

Верней, в какое-то болото.
Кругом трава, кусты и кочки.
Прошла, наверное, минута
иль две, прежде чем я очнулся —
в воде, во тьме осенней ночи —
и медленно себя ощупал.
Лицо в крови, рукав разодран.
Зато, смотрю, как будто ноги
не поломал – и это чудо.

И стал карабкаться на насыпь,
чтобы идти обратно в Лодью.
Куда ж ещё? Ведь я не знаю,
где ты. Но рано или поздно
мы встретимся. По крайней мере,
это безликое пространство
внутри себя ещё имеет
хотя бы маленькое имя.
И вкруг него сначала близко,
как бабочка, ты будешь виться,
простыми смыслами палима.
Лишь понемногу, постепенно,
когда словесные привычки
обуглятся, – ты удаляться
начнёшь. Но я к тебе успею.
Я чувствую: ещё застану.
Только бы нам не разминуться.
А вдруг случится так: увижу
и не узнаю? Здесь так странно
всё выглядит и происходит.

И ты могла здесь измениться.
Есть что-нибудь, что неподвижно
в тебе средь разных обстоятельств
и не подвержено изгнанью
при вот таких метаморфозах?

Я брёл в смятенье, спотыкаясь.
Припоминал ушедший поезд.
Себя клял за беспечность: что я
за этот краткий срок знакомства
успел увидеть и запомнить? —
Одни лишь мелочи, причуды,
твои забавные приметы.
Я знаю, как ты чистишь зубы,
причёсываешься, красишь ногти.
Пьёшь чай без сахара с лимоном.
Потом, в бумажную салфетку
собрав обглоданные кости
куриные, – несёшь их в мусор.
Потом ты, морщась, пьёшь таблетку —
по-видимому, цитрамона…
Но что ты будешь делать в Лодье?
Как будешь выглядеть? Что думать?

…Здесь километров, может, десять,
да и не важно, – хоть пятнадцать.
Как радостно меня ты встретишь,
чтоб никогда уж не расстаться.
Мы отреклись от прежней жизни,
которая была ничтожна.
Мы бросили всё, что возможно.
Всё, что мы бросили, – излишне.
Мы бросили себя на ветер,
бесформенный и безразличный.
Он – не вагон, который катит
искать, надеяться, бояться.
Здесь термин не авторитетен,
нет здесь ни качеств, ни количеств.
Здесь явлена и что-то значит
лишь форма нашего объятья.
15 апр. 2005

ПОСЛЕСЛОВИЕ
Читатель, ты ль столь простодушен?
Ты всё за чистую монету
здесь принял? Ты развесил уши?
Ну что ж, перечитай поэму —
теперь уж с некою подсказкой:
здесь всё трактуется двояко.—
Быть может, женщине несчастной
пришлось спасаться от маньяка?