Что касается

Забвение: сначала дымка,
а там и дырка.

Похоже, нам гордиться нечем.
Но кто же вечен?

Как много дырок незаметных
средь незабвенных.
Но праведники [1]? – Что ж, допустим.
Даже обсудим. —

Как без имён растёт их толща, —
обсудим молча.

«Когда б мы жили под луной...»

[фрагмент поэмы «Нескончаемые сетования»]

Когда б мы жили под луной,
нам не было б конца и края.
Из тени в свет перебегая
незатухающей волной,
мы без вреда неслись бы мимо
фосфоресцирующих форм,
как некий неделимый фон,
в ловушки смыслов не ловимый,
или безликий длинный хор,
с закрытыми поющий ртами…
Но солнце, перебив волну,
вгоняет в грани очертаний,
и, жёсткий облик наш чеканя,
душу текучую к нему
приковывает на мученья.
И скука познанного зла,
и суд, и казнь, и разрушенье
глядят нам, пойманным, в глаза.

«Есть поэзия чувств, но увы – даже там...»

Есть поэзия чувств, но увы – даже там
не бывает метафор без слов.—
Алиб Юля любила Надежду Джедан,
подарила на память брелок.

Тот брелок, а с другой стороны – тот кулон
интегральный имел калибр:
её девичий вход он под острым углом
закрывал для небесных игр.

Колокольчик, а с другой стороны – камертон,
он всегда звенел в резонанс.
Он, как джокер, пальчиком перед ртом
свою тайну держал, резвясь.

Как словесный жетон в буриме, он держал
в том же тоне другие слова.
И кого б ни встречала Надежда Джедан,
Алиб Юлю любила она.

«Комсобежец, горбеженец, соцренегат...»

Комсобежец, горбеженец, соцренегат,
моя прелесть, как черви в стихах:
её серьги висят до колен иногда,
как тяжёлые пики в степях.
На рассвете ей регент принёс чертежи,
жертва лжи, шантажа и интриг.
Подписать интерьер приходские тузы
приложили труды и дары.

Комсобежец, горбеженец, соцренегат
приложили печатей круги:
на плече, как серьга, суррогат серебра,
на запястьях живые рубли.
На рассвете шуршат ксерокопии смет:
поколения призрачных цифр.
Ну и цирк, значит риск: балансирует смерть
в застеклённых глазах её искр.

Это золото всё, словно черви, я вру,
ударяясь о грани стиха.
Благочестие в жёстких ладонях я тру
в порошок золотого стекла.
Бижутерия, мелкая дрянь, ерунда,
воск конфессий, газетный свинец —
всё течёт – и госбеженец, соцренегат,
и прочьвечнобеглец – и смеюсь…

«Владимир Андреич послал ему много вина...»