Она буквально рыдала, содрогаясь всем телом, задыхаясь и беспрестанно шмыгая носом. Она не знала почему или о ком она плачет, но слезы лились нескончаемым потоком. Наверно она плакала о себе. Наверно ей было жаль себя. Наверно ей казалось что она не заслуживает, совершенно не заслуживает того чтобы собственный сын отворачивался от неё, а человек которому она верила как самому себе пытался зарубить её мечом. Ей остро, почти до крика хотелось чтобы рядом сейчас был хоть кто-то к кому бы она могла прижаться, обнять, спрятать на груди лицо, но не было никого, одни были мертвы, другие её ненавидели и осознание жуткого бесконечного как космос одиночества наваливалось на неё могильной плитой, разрывало ей душу и только эти рыдания и слезы приносили хоть какое-то облегчение. Наконец она затихла и долго сидела, спрятав лицо в ладонях.
Затем поднялась, прошла на балкон и спустилась в сад.
Она шла через сад, потом через парк, шла быстро, иногда чуть ли не начиная бежать.
Свернула на выложенную камнями дорожку, прошла через цветники, мимо теплиц и наконец приблизилась к небольшому каменному домику с покатой крышей и кирпичной трубой из которой вился слабый дымок. Поднявшись на крыльцо, она постучала в дверь. Ей долго не открывали и она терпеливо ждала. Потом раздались шаги и дверь открылась.
Она посмотрела в глаза пожилого седого мужчины.
– Мэтр Сансен, – сказала она, виновато улыбнувшись, – вы позволите мне войти?
Старый палач, словно ничуть не удивленный её появлением, а еще более её внешним видом, растрепанными волосами и опухшими глазами или даже кровью на её груди, испачкавшей верх платья, отступил в сторону.
– Конечно, Ваше Величество. Прошу вас.
Они прошли в большую комнату, которую хозяин дома условно именовал своим кабинетом. Здесь было очень тепло, почти жарко, в большом камине ярко пылал камин. Стены обитые потемневшими от времени дубовыми панелями, пыльные плотные выцветшие шторы на грязных окнах, тяжелая громоздкая мебель, ветхие высокие шкафы все сплошь уставленные увесистыми фолиантами и увражами, большой мрачный стол из драгоценного черного эбенового дерева из сказочной Африки, на столе лежали скрученные пожелтевшие листы исписанные мелким почерком, несколько ножей и кинжалов, высушенные растения, перья, стояли чернильницы, пузатые бутыльки, каменные фигурки фантастических животных, песочные часы, всё здесь производило впечатление сумрачности, покоя и застывшего времени, не оставалось сомнения что здесь живет старик.
– Прошу вас, Ваше Величество, садитесь сюда, – сказал мужчина, указывая на самое большое и удобное кресло в кабинете недалеко от камина.
Мария-Анна положила руку на узловатую широкую твердую как дерево ладонь Сансена.
– Прошу тебя, Габриэль, здесь и сейчас зови меня просто Мари.
Мужчина хмуро поглядел из-под кустистых бровей на королеву и отрицательно покачал головой.
– Так нельзя, – пробормотал он и снова указал на кресло. – Прошу вас, Ваше Величество.
Мария-Анна покорно опустилась на указанное место.
– Вы ранены, Ваше Величество?
– Пустяки, наткнулась на острую ветку в парке.
– Если вы позволите, я обработаю рану.
Мария-Анна утвердительно кивнула головой.
Сансен промыл порез красным вином, промокнул салфеткой, замазал душистым бальзамом и приложил сверху квадратик мягкой батистовой ткани. Во время всей процедуры Мария-Анна пристально смотрела ему в лицо, но казалось хозяина дома это ни в коей мере не смущало. Когда он закончил, она спросила:
– Скажи, тебе бывает одиноко?
Он внимательно посмотрел на неё и негромко сказал:
– Постоянно, Ваше Величество.
– Тогда почему ты не уедешь к своим? Я знаю что у тебя есть семья и довольно большой дом где-то под Туроной.
Он невесело усмехнулся.
– Потому что там мне ещё более одиноко чем здесь. Быть одиноким рядом с родными людьми намного тяжелее чем просто жить в одиночестве. Им нужны от меня лишь деньги. Я отсылаю им деньги отсюда. И всех всё устраивает.
Королева опустила глаза.
– Ты не будешь возражать, если я останусь на ночь у тебя? Не хочу возвращаться во дворец.
– Конечно нет, Ваше Величество. Я устрою вас в уютной милой комнатке в мансарде, там очень тихо и окно выходит прямо на розарий и яблоневый сад, у вас там будет чудесный сон.
– Благодарю.
Он улыбнулся.
– Но вот только я опасаюсь, что ваши доблестные протикторы, дабы быть рядом со своей королевой, возьмут мой дом штурмом.
Она отрицательно покачала головой.
– Не возьмут. Я думаю они ненавидят меня. Я думаю в Фонтен-Ри все ненавидят меня. И моя Первая фрейлина и даже мой собственный сын.
Она посмотрела на палача и в её серых глазах блестели слезы.
– Давайте, Ваше Величество, я напою вас замечательным чаем с жасмином и ромашкой, да еще в прикуску с вареньем из жимолости и с божественным провансальским печеньем которое называют "лепестки пиона", оно просто тает во рту, я уверен вам понравится.
– А ты? Ты ненавидишь меня? За всё что я заставила тебя сделать.