Что-нибудь такое

Молодой писатель, смех. Как бы ты радовался сейчас за меня, как ребенок! Прикрыла глаза, представила, улыбаюсь. Не открывать бы их вообще, видеть тебя под ресницами… Видеть и видеть.

Не уходи. Побудь со мною. Я так давно тебя люблю.

Резиновая страсть

У нас убирает подъезд клептоманка по резиновым коврикам.

Наш коврик перед дверью исчезал уже бессчетное количество раз, и каждый раз мы находили его перед дверью подъезда. На улице.

Оказалось, что другие соседи тоже разыскивают с собаками свои коврики, которые уборщица забирает у всех по очереди и бросает на улице, перед входом в подъезд, чтобы все вытирали свои грязные ноги не в подъезде, а на свежем воздухе.

При этом ковровую клептоманку никто ни разу не видел, и это ее счастье, потому что сосед сверху, с которым мы часто ведем древнегреческие диалоги из туалета, обещал убить ее ковриком по голове, если еще раз он не обнаружит его перед дверью своей квартиры.

А соседка напротив сказала моему сыну, что уже приклеила свой коврик клеем «Момент» к бетонному полу, пришлось купить четыре тюбика.

Другая соседка, вечно пьяная, высказала вполне трезвую мысль – нужно скинуться и купить уборщице личный для нее коврик, который пусть и лежит на свежем воздухе. И она, наконец, успокоится и перестанет воровать по кругу наши родные резиновые прямоугольники.

Но тут всех огорошил врач-психиатр, который с пятого этажа.

Он сказал, что это не поможет, так как, судя по симптоматике, у нашей уборщицы обсессия на тему резиновых ковриков. И ей важно, чтобы сохранить картину мира, утаскивать именно чужие коврики, иначе она совсем сойдет с ума.

– А где сама уборщица? – вдруг зловеще тихо произнесла бабушка с третьего этажа. – Я ее ни разу не видела. Вы видели?

Все замолчали. Вспоминали. Оказывается, никто, никто ни разу не видел ее. Как утаскивает и как бросает перед подъездом коврики.

Всем стало страшно. Видеокамер в хрущевке нашей нет, только резиновые коврики и невидимая техничка, которая прилетела с другой центавры и собирает коврики, чтобы улететь на одном из них в свою далекую, мерцающую звездой на небе планету.

Ленка и Стасик

Когда-то у меня была подруга Ленка, в школе, а у нее был брат, красавец Стасик.

Стасик стал военным врачом и однажды упал на ковре у генерала, который на него наорал по работе. Упал и умер.

А когда Стасик был молодой и только женился, я часто бывала у них в гостях и поражалась его тестю и теще.

Тесть был Борис Моисеевич, тщедушный интеллигентный еврей, ученый. Тихий и навсегда влюбленный в свою жену. Вернее, в супругу. Это слово ей только и подходило.

Ее звали Людмила Николаевна, она была украинкой, могла одной рукой поднять Бориса Моисеевича и спрятать его в своей необъятной груди двадцать четвертого размера. Людмила была шумная, большая во все стороны, без комплексов, с башней на голове. Пела, как только первую рюмку выпьет, казачьи песни, а потом кричала «любо!» и целовала тихого и влюбленного в нее безвозвратно Бориса Моисеевича. Взасос и долго.

Все наблюдали за этим слиянием взаимоисключающих особей с восторженным интересом и не уставали изумляться. Чего только не бывает…

Однажды Людмила Николаевна выпила лишнюю сто первую рюмку и вдруг при нас, детях, тогда мы с Ленкой в седьмом классе учились, говорит громко:

– Не знаю, как вы все, а я люблю ночью на Боре поскакать!

Стасик и мама Стасика, и его молодая жена Любочка побледнели, а мы с Ленкой уже тогда богато умели воображать и повалились под стол. И там продолжали ползать на коленях и рыдать. Потом вылезли и опять смеялись.

– Малые еще, подрастете – дай бог вам такого Борьку найти, – сказала Людмила и опрокинула очередную горилку в рот.

Борис Моисеевич сидел пунцовый и безысходно влюбленный в свою Люду, а она вдруг вскочила и стала плясать под «Маруся раз два три калина чернявая дивчина».

…Уже нет, наверное, ни Бориса Моисеевича, ни Людмилы той неистовой, Ленка вообще исчезла со всех радаров, а главное…

Главное, Стасика нет. Красавца и военного врача, на которого наорал генерал.

Девочка-ноги

У Ленки были длинные и очень красивые ноги, очень.

Она была высокая, с длинными такими ногами невозможно быть низкой.

Высокая, с очень длинными и красивыми ногами, лучшими ногами в школе на улице Строительной.

Ленку было видно отовсюду, все пацаны смотрели только на ее ноги, потом все молодые люди смотрели только на ее ноги, потом все ее мужья и мужчины, параллельные с мужьями, тоже смотрели на ее ноги. Как будто больше ничего в ней не было, лица синеглазого, фигуры довольно красивой, души, настроения, мыслей. Девочка-ноги.

А тогда мы все любили космонавтов и радовались Дню космонавтики, а школа готовила праздничную линейку. Младшие классы, мелюзга, изображали орбиту в виде круга, а Ленка возвышалась над ними, как ракета, и по сценарию должна была громко, на весь актовый зал сказать или пропеть: «Я – ЗЕМЛЯ!»

А все остальные по взмаху пионервожатой, вся школа, должны были подхватить эту песню, спеть и допеть: «Я своих провожаю питомцев! Сыновей! Дочерей!» И дальше.